Семьдесят два градуса ниже нуля - страница 13

стр.

– Трос… Мигом!..

Братья Мазуры дотащили и подцепили к торцу балка тяжелый танковый трос. В кабине тягача Савостикова уже сидел наготове Тошка, за рычагами гавриловского – Никитин.

– Р-разом!

Тягачи рванули в противоположные стороны, и пылающий балок с грохотом рухнул на снег.

– Ложись! – взревел Гаврилов. – Куда?! Назад!

Последнее относилось к Леньке, который в дымящейся куртке ринулся к опрокинутому набок балку и стал лихорадочно срывать принайтованные к крыше ящики и мешки с продовольствием. Гаврилов подскочил к Леньке, ухватил его за руку и поволок в сторону.

– Ложись!

Взрыв, бурная вспышка пламени, и ночную темень прорезали тысячи разноцветных звезд: это взлетел на воздух баллон с пропаном и ящик с ракетами.

– Хорош фейерверк! – вскакивая, сострил Тошка, но Сомов дернул его за ногу, и Тошка упал.

Еще два взрыва, и над головами походников со свистом пролетели куски дерева и осколки разорванной стали.

– Дундук! – зло выдавил Сомов, прижимая Тошкину голову к снегу.

Еще мгновение, и разнесло последний баллон. Больше взрываться было нечему.

На том месте, где лежал балок, дымилась глубокая черная яма. Вокруг нее столпились походники. Из-под укутавших их лица подшлемников вырывались клубы пара. Постояли, отдышались.

– Капельницу, что ли, не погасили? – предположил Игнат.

– Мы с Тошкой уходили из балка последними, – припомнил Никитин. – Погасили, точно.

– Чего натворил? – хрипло спросил Леньку Сомов.

Ленька понурил голову.

– Не приставай, видишь, переживает, – съязвил Игнат. – Сосунок!

Сжав кулаки, Ленька, как слепой, пошел на Игната.

– Давай, давай морды бить! – рявкнул Гаврилов. – Я вам!..

Гаврилов круто повернулся и направился к Ленькиному тягачу. Включил карманный фонарик, присмотрелся, выругался.

Все подошли и склонились над левой выхлопной трубой. Она была оголена, лишь по бокам висели почерневшие лохмотья обмотки. Ясная картина: прогорели медно-асбестовые прокладки выхлопного коллектора, и от раскаленной отработанными газами трубы загорелся настил балка.

– Прокладки, батя!

Отправляясь в поход, Гаврилов всегда менял прокладки на новые, чтобы наверняка хватило на всю дорогу. Первое и святое дело! Но перед этим походом тягачи ремонтировал Синицын. Снова Синицын!

И снова виноват он, Гаврилов. Нужно было еще час не поспать, проверить прокладки.

– Сменить, – ощущая тупую боль в сердце, приказал он. – Развернуть машины, включить фары. Пошуруйте вокруг.

Нашли немногое. Кроме сброшенных Ленькой в последнюю минуту двух мешков с хлебом и трех ящиков с полуфабрикатами, разыскали помятую печку-капельницу, разорванные баллоны из-под пропана, обгоревший остов запасной рации и чудом оставшийся невредимым большой ящик с брикетами замороженного бульона. Сгорели все личные вещи жильцов балка – Савостикова, Сомова, Никитина и Жмуркина, фотоаппараты и кинокамеры и, самое главное, картонная коробка с «Беломором» и «Шипкой». Ее искали особенно долго, страшно было остаться без курева. Не нашли.

За обедом подсчитали: на восемь человек курящих имелось десятка три с небольшим сигарет и неначатая пачка «Беломора». Доверили весь запас Задирако и решили курить одну на троих после обеда.

Хлеба должно было хватить – с учетом нескольких мешков на камбузе, а вот полуфабрикаты и газ Гаврилов приказал расходовать экономно. Кроме того, велел Борису Маслову беречь рацию в «Харьковчанке» как зеницу ока, а Задирако – помалкивать про то, что единственный мешок соли разметало взрывом. Через пять-шесть часов ходу – Комсомольская, может, там найдется.

В камбузе было холодно, но покойно, никому не хотелось плестись по морозу к тягачам и до утра в одиночестве ишачить за рычагами.

– Вернусь, – размечтался Тошка, – приду к Синицыну в гости. Такого человека, как я, он примет с уважением (Тошка мимикой изобразил уважение, с каким отнесется к нему Синицын), а я ему: «Сымай штаны!» А он: «Какие такие штаны?» А я: «Твои, взамен тех, что у меня сгорели по твоей милости!» Деваться ему некуда, сымет штаны, а я ему: «Пес с тобой, таскай, куда тебе на улицу с голым задом!»

– Паяц! – неодобрительно глядя на развеселившихся товарищей, буркнул Сомов.