Семейная фотография - страница 9
О л я. Опять этот ваш Козлов?
К а т е р и н а И в а н о в н а. Да…
О л я. Катерина Ивановна, потерпите, пенсия-то уже — вот она. А там пошлете его подальше, будем жить семьей, дружно. Трое мужчин — все непьющие! Это в наше-то время!
К а т е р и н а И в а н о в н а. Обидно… Обидно так кончать…
Входит К л и м, еще в дверях дурашливо кричит.
К л и м. Е-есть хочу!
О л я (вскакивает). Сидите, я все сделаю. (Пробежав мимо Клима, чмокнула его в щеку, исчезла на кухне.)
К л и м (проходит в комнату). Салют! Мне из института не звонили?
К а т е р и н а И в а н о в н а. Звонил Зайцев.
К л и м. Что он говорил?
К а т е р и н а И в а н о в н а. Про какую-то клятву напоминал.
Вошла О л я.
О л я. Что за клятва?
К л и м. Да ну… придумали: с первокурсников клятву брать.
К а т е р и н а И в а н о в н а. Какую? В чем?
К л и м. Ну, что учиться будут хорошо, а потом — приборы создавать.
К а т е р и н а И в а н о в н а. Что за ерунда?
О л я. Почему, Катерина Ивановна? Доктор Сашенька рассказывала — они в медицинском тоже клятву давали… Герострату.
К а т е р и н а И в а н о в н а. Гиппократу.
О л я. Да, верно, Гиппократу… (Наивно.) Ой, а вы откуда знаете?
К а т е р и н а И в а н о в н а (улыбнулась). Слыхала… Что ж ты сравниваешь: врач и инженер. Одно дело — посвящение в рабочий класс и совсем другое — в ремесло. Так и в ателье твоем можно было: клянемся не ставить набойки вкривь и вкось.
О л я (смеется). А что? Может, потому у нас так и халтурили, что не поклялись.
К л и м. Я говорил: глупо! Слово какое мараем. «Нет! Надо поднимать роль профессии!»
О л я (Климу). Иди ешь.
К л и м. Пошли! (Обняв Олю за плечи, на ходу.) А Герострат библиотеку сжег. Две тысячи лет назад.
О л я. Зачем?
К л и м. Чтобы прославиться.
О л я. Надо же, гад какой, и вот — прославился.
Уходят.
К а т е р и н а И в а н о в н а (одна). Может, и в самом деле плюнуть на все и добарахтаться до пенсии?
Входят А л е ш а и В л а д и м и р И в а н о в и ч. В руках у Алеши туго набитый портфель.
А л е ш а. Ребята дома?
К а т е р и н а И в а н о в н а. На кухне.
А л е ш а (кричит). Эй, женатики, дуйте сюда.
Входят О л я и К л и м.
Садитесь. (Отцу.) Садись и ты.
Все рассаживаются.
(Открыл портфель, выкладывает босоножки, цветастую мужскую рубашку, ночную сорочку, бутылку коньяка, лимоны.) Наливай!
К а т е р и н а И в а н о в н а. По какому случаю?
А л е ш а. Потом…
Веселая суета. Оля примеряет босоножки. Клим надел рубашку, Катерина Ивановна поверх платья натянула сорочку. Владимир Иванович откупоривает бутылку коньяка.
К л и м (перед зеркалом). Ну, четко! (Крепко облапил брата.)
А л е ш а. Тихо! Ребра сломаешь!
Оля целует Алешу. Возгласы. Смех.
К а т е р и н а И в а н о в н а. Всю стипешку угрохал!
А л е ш а. А это видали? (Бросает на стол деньги.) Восемьдесят!
К л и м. Ленинская?! Ура!.. (Оле.) Тащи рюмки, сахар!
Оля несет рюмки, сахар, режет лимон.
В л а д и м и р И в а н о в и ч (разлив всем коньяк). Так. (Поднял рюмку, помолчав, обращается к жене.) Когда-то, давно, мы были с тобой всего лишь вдвоем. (Шутливо.) Между прочим, это было неплохо. (Маленькая пауза.) Потом появился Лешка, за ним (Климу) — ты. (На Олю.) И вот прилетела эта… канареечка. (Оле.) Просто удивительно, как мы жили без тебя. (Обнял Олю, привлек к себе.) За семью.
Все, кроме Оли, осушили рюмки.
(Оле.) А ты что же?!
О л я. Владимир Иванович, миленький, не сердитесь — я не буду.
А л е ш а. Ну уж… хоть глоточек.
О л я. Нет… (Решительно.) Нет.
К а т е р и н а И в а н о в н а. Братцы, ну не хочет человек, значит не надо.
Оля решительно пьет. Возгласы одобрения.
В л а д и м и р И в а н о в и ч (Алеше). Теперь очередь за тобой. Ищи себе свою Олю.
А л е ш а. Вот только я советоваться не умею…
О л я. Ну и зря. Клим, например, советовался. (Катерине Ивановне.) Верно?
К а т е р и н а И в а н о в н а (улыбаясь). Было немножко.
А л е ш а (Оле). Ты, канареечка, молчи. Тут такое дело — каждый по-своему. Одно могу обещать: если вас всех любить не станет — прогоню.
К а т е р и н а И в а н о в н а. Зачем же так? Разъедемся.
О л я (горячо). Нет! Нет!.. Нет!.. (Катерине Ивановне.)