Семейная хроника. Сокровенные истории дома Романовых - страница 10

Правда, к подобным сообщениям вряд ли можно относиться с доверием, они появлялись из-за ненависти к правящей династии, из-за стремления опорочить ее. А вот сообщение Куракина о певчих более правдоподобно, ибо известно, что В. В. Голицын устраивал у себя в доме званые куртаги. На них играл орган, а певчие пели по новым, линейным нотам. Таким образом, общение Софьи и ее молодых сестер с певчими вне Кремля получает подтверждение.

После подавления «хованщины» В. В. Голицын стал фактическим главой русского правительства. Голицын поражал приезжавших в Москву иноземцев необычайной роскошью своей одежды, усыпанной алмазами и жемчугом. Говорили, что у него не менее ста шуб и кафтанов, на которых каждая пуговица стоит от 300 до 700 рублей, а если бы он продал один свой кафтан, то на эти деньги мог бы одеть и вооружить целый полк.

Уже упоминавшийся французский эмиссар Невиль писал о Голицыне: «Разговаривая со мною по-латыни о делах европейских и о революции в Англии, министр потчевал меня всякими сортами крепких напитков и вин, в то же время говоря мне с величайшей ласковостью, что я могу и не пить их. Этот князь Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии, которую он хотел поднять до уровня остальных держав, он любит беседовать с иностранцами, не заставляя их пить, да и сам не пьет водки, а находит удовольствие только в беседе. Не уважая знатных людей по причине их невежества, он чтит только достоинства и осыпает милостями тех, кого считает заслуживающими их».

В начале 1687 года Боярская дума приговорила: «Быть князю Василию большим воеводой и Крым зносити». Летом Голицын встал во главе стотысячной армии и двинулся в поход. Однако засуха, жара, отравленные колодцы и бескормица не позволили Голицыну дойти до Крыма, и он предпочел возвратиться с половины пути.

Семнадцатого марта 1689 года он двинулся во второй поход на Крым. В Москве с нетерпением ждали известий из армии. И не только о делах ратных. В переметных сумах гонцов вместе с официальными реляциями доставлялись и личные письма Софье, а от нее» — Голицыну.

В первом из них Софья пишет: «Свет мой, братец Васенька, здравствуй, батюшка мой, на многие лета… А мне, свет мой, веры не имеется, что ты к нам возвратишься. Тогда веру заимею, как увижу в объятиях своих тебя, света моего. Всегда того прошу, чтобы света моего в радости видеть. По сем здравствуй, свет мой, о Христе на веки несчетные…»

А вот выдержка из второго письма: «…Велик бы мне день тот был, когда ты, душа моя, ко мне будешь. Если бы мне возможно было, я бы единым днем тебя поставила пред собою. Письма твои вручены Богу, к нам все дошли в целости из-под Перекопу, из Каирки и с Московки. Я брела пеша из Воздвиженского, только подхожу к монастырю Сергия Чудотворца, к самым Святым воротам, а от вас отписки о боях: я не помню, как взошла, читала идучи; не ведаю, чем его света благодарить за такую милость Его и матерь Его, Пресвятую Богородицу, и преподобного Сергия Чудотворца, Милостивого… Бог, свет мой, ведает, как желаю тебя, душа моя, видеть…»

Однако не столь безоблачной была эта любовь. Уже упоминавшийся князь Б. И. Куракин писал: «Надобно ж и о том упомянуть, что в отбытие князя Василия Голицына с полками на Крым Федор Щегловитой (Шакловитый) весьма в амуре при царевне Софии профитовал и уже в тех плезирах ночных был в большей конфиденции при ней, нежели князь Голицын, хотя не так явно. И предусматривали все, что ежели бы правление царевны Софии еще продолжалося, конечно бы, князю Голицыну было от нее падение или бы содержан был для фигуры за первого правителя, но в самой силе и делах был бы упомянутый Щегловитой».

После казни князя Хованского Федор Леонтьевич Шакловитый стал во главе Стрелецкого приказа, и с тех пор его имя все чаще и чаще стали упоминать в разговорах о важнейших государственных делах и семейных коллизиях в Доме Романовых. Это было тем более дивно, что сравнительно недавно никто не сказал бы об этом человеке ничего определенного.

Знали только, что за десять лет перед тем был Шакловитый площадным подьячим — «чернильным семенем», «приказной строкой», самым маленьким чиновником, писавшим бумаги за малую мзду, не брезговавшим и медными деньгами.