Семейное дело - страница 64

— Гм. Ладно. — Мириам кивнула, вынужденно умолкнув перед неожиданным ощущением чуждой культурной среды. Все здесь казалось таким чужим! — Ну, а ты что же? Я имею в виду Клан. Где твое… наше… место в этой картине?

— Почти все семьи, входящие в Клан, живут в Грюнмаркте, это приблизительно в районе Массачусетса, Нью-Йорка и штата Мэн, если брать местную географию. Но нам, семьям Клана, даровали дворянство примерно шесть поколений назад — и старые землевладельцы не позволяют забыть об этом. Совет Клана постановил считать детей от любого брачного союза с королевской фамилией своими полноправными членами… Таким образом, третье поколение оказывается принцами крови или по крайней мере аристократами и при этом обладает «талантом». Но пока ни одного брака ни с одной из королевских семей так и не заключили… ни в Грюнмаркте, ни на севере, ни на юге.

Во Внешнем Царстве, на западе, дела опять-таки складываются по-разному… Там существуют экзамены для поступления на государственную службу. И там мы вновь сталкиваемся с обострениями. Здесь у нас есть школы и способы использовать шпаргалки и мухлевать. Но ведь я уже упомянул о демографической ловушке, не так ли? У совета руки длинные. Он не позволит тебе просто взять и уйти. Одного человека внутри Клана мало для того, чтобы склонить их к переменам и изменить существующий порядок. Я пытался. Разработал огромную программу реформ с подробным планом, которая уничтожала их зависимость и позволяла развивать Грюнмаркт… но совет порвал ее на клочки и выбросил не читая. Только герцог Энгбард удержал их от дальнейших действий и не дал обвинить меня в предательстве.

— Позволь мне разобраться, — сказала Мириам, подавшись вперед. — Ты жил с Дженис до тех пор, пока она не перестала мириться с тем, что ты куда-то исчезаешь на два часа каждый день, что ничего не знает о твоем прошлом. До тех пор, пока старшее поколение не потребовало от тебя согласия жениться по их выбору. Верно?

— Нет, — отрезал Роланд. — Я сказал дяде Энгбарду, куда ему засунуть свой ультиматум. — Он склонился над столом: олицетворенное отчаяние и страдание. — Но она все равно ушла. Ухитрилась убедить себя, что я гангстер, торговец наркотиками… в общем, по уши в дерьме. Я пытался, пытался получить разрешение остаться здесь навсегда, пытался объяснить ей это и все устроить. Но ее сбил автомобиль, водитель которого, по словам полиции, скрылся.

Он замолчал: рассказ подошел к концу.

«Опа», — подумала Мириам. С минуту она не могла подобрать слов.

— Эти две вещи были связаны между собой? Или это случайность?

— Ты хочешь знать, не совет ли ее убил? — резко спросил он. — Не знаю. Я отказался от расследования. Каждый год тысячи пешеходов погибают, сбитые удравшими с места происшествия водителями. Она ушла от меня, и мы могли бы никогда больше не встретиться. А если бы я выяснил, что один из моих родственников причастен к ее гибели, мне следовало бы убить его, верно? Ты не переживала войну. Поверь, тебе не захотелось бы туда, где точно из воздуха, прямо за спинами людей, возникают убийцы и набрасывают им на шею удавку. Гораздо лучше оставить все как есть.

— Непохоже, чтобы это говорил один и тот же человек, — будто размышляя, сказала она.

— Увы, это так. — Он криво усмехнулся. — Одна моя половина — это холодный и расчетливый консультант по импортно-экспортным операциям, но главное во мне — заблуждающийся романтик-реформатор, который воображает, будто Грюнмаркт можно индустриализовать и направить по новому пути развития менее чем за половину столетия, если Клан всей своей властью поддержит этот проект. Надеюсь, герцог прислушается…

— Он держит тебя там, где может не спускать с тебя глаз. — Мириам помолчала. — Ради твоего же блага — и по собственным соображениям.

— А все политика! — сказал Роланд, как выругался. — Меня не заботит, где чья заслуга, при условии, что работа сделана! — Он встревоженно покачал головой. — Вот в чем проблема. Слишком много законных интересов, слишком много перепуганных маленьких людей, которые расценивают любой прогресс, нарушающий схему деловой активности Клана, как нападение лично и непосредственно на себя. Не говоря уж о старой аристократии, о тех, кто вообще не из «наших».