Семейные приключения животных - страница 8
Нет, ты не друг уже мне ныне,
Любви предмет;
Ты изменила и в помине
Меня, чай, нет!..
Я с нею рос, еще теленком
Ее любил….
Как хороша была Буренка –
Я не забыл!..
Нам вместе с нею корм давался
И водопой;
Я с ней так нежно обращался,
Она – со мной….
Да, так любили мы друг друга!
Делясь овсом,
Я делал нежную услугу
Всегда притом:
То языком ей за ушами
Я полижу,
То под боком слегка рогами
Ей почешу….
Она же так бывало мило
Себя ведет:
Глядит, глядит – и прямо в рыло
Меня лизнет!..
В чем мне искать теперь отрады?
Душа пуста;
Буренушку угнали в стадо –
Я сирота!
Кому теперь рассеять нужна
Мою печаль?
Кто промычит со мною дружной
«Тебя мне жаль!»
Но что мне более обидно
И что грустней:
Мне очень, очень ясно видно
Измену в ней…..
Я видел – сердце запылало
Мое огнем!
Она охотно побежала
За пастухом….
Я понял и – сказать боюся –
Потерян друг!..
Не звук рожка ей стал по вкусу,
Не рев подруг:
Ее Бычище недостойный
Пленил. Увы!
Я не могу теперь спокойно
Щипать травы!
Вон, есть в хлеву овес янтарный,
Но что мне в том?
Не заманить неблагодарной
И колачем!
У! вспомнить жалко мне и больно!
А почему?
Я так любил ее…. Довольно….
Му-му! му-му!»
И так мычаньем заглушая
Тоску без слез,
Пошел мой Бык под сень сарая
Доесть овес.
XXIII. Петушья догадка, или о том, что у каждого есть свое орудие для защиты*
– Ну-ко, брат, козел Кастрюка!
Проблеял баран Бурсай,
– Кто из нас сильнее – ну-ка,
Пободаемся давай!
«Голова твоя баранья –
Где тебе соваться тут:
От меня и без боданья
Люди за версту бегут!»
– Вы берете ведь не силой,
Прокричал на них Петух.
– Ты, Баран, лбом крепок, милой,
У Козла же – крепок дух.
XXIV. Поросячья досада, или О том, что дружба требует однообразной жизни и одинаковости вкуса
Так Поросенок Поросенка
За чванство за глаза журил;
С презреньем провизжавши звонко,
Он сам с собой заговорил:
«Ну, пусть рожден я не на славу,
Ну, пусть имею вид дурной;
А право больше не по нраву
Вон этакой друг детства мой…»
Нет, не хочу я с ним дружиться, –
Он рода нашего урод:
В грязи не хочет повозиться
И в рот навозу не берет.
Он нас уж братством не потешит;
Другой казать он хочет вид:
Себя об угол не почешет,
А полизаться наровит….
К чему нам кошачьи приемы
И разной этот светской вздор?
Ведь мы с ним не вчера знакомы;
Отчизна наша задний двор.
Ведь глаженьем не станешь милым,
И правду люди говорят:
Куда уже с навозным рылом
Соваться бы в калачный ряд!..
Ну если-б было в нем такое –
Породы бы не распознать,
А он – ну что же он такое? –
Такая-ж шерсть, такая ж стать!..
И морды нет на свете хуже;
А ведь заносчивый какой:
Уставится, скотина, в лужу
И все любуется собой!..
Уж как ни умничай тут тонко;
А головой ручаюсь я:
Из маленького Поросенка
Ни что же выйдет, как свинья!..
XXV. Сорочье рассуждение, или О том, что и и должно рассуждать про то, чего не понимаешь
Надоело белобокой
По застрехам крыш летать.
На навоз присев, Сорока
Ну-ко люд пересуждать:
«Для чего на свете белом
Завелося у людей
Занимать тяжелым делом
Тех скотов, кто послабей?
Вон Осел с поклажей ходит,
Хоть и худ и глуп ведь он;
А Козел без дела бродит,
Хоть и толст да и смышлен….
Вон Кляченка воду возит,
Конь же добрый так стоит:
В праздник только сбрую носит,
А неделю ест да спит.
Тощий Вол день целый пашет,
А откормленный Хрю – хрюк
Только встанет да и ляжет,
Не один еще – сам-друг….
Да и мало-ль что находим
В этой странности людской:
Сильный Пес по воле ходит,
Слабый Пес у них цепной!..
Впрочем, очень может статься,
Что реченные скоты
Ни куда и не годятся,
Как на тяжкие труды.»
XXVI. Свиной отзыв, или О том, что нельзя применять свой быт к быту другого
«Что за надзор такой над нами, –
Уж видно дворник любит нас!»
Так, утонув в грязи с ногами,
Хрю хрюкал Боров развалясь.
«Да это не житье – раздолье!
Как с верьху солнышко печет, –
А между тем в грязи приволье, –
Вода с двора и не течет….
Теперь, Барбос, сказать ты волен, –
Положим, ты хоть не Свинья, –
Ты верно дворником доволен
Почти не менее, чем я?…
Тебя он лаской удостоил,
Меня довольством наградил:
Тебе он кануру построил,
Меня он лужею снабдил.
Он, видно, ведает наш норов?
Ведь так-ли? нечего сказать!»
Так приставал к собаке Боров,
её желая мненье знать.
«Мерзавец дворник наш!» со злостью