Семейные узы. Мудрость любви - страница 30
– Но это же была сплошная ложь! – ответила ей Эстела. — И мы больше не хотим её терпеть!
– Ну да, понимаю, теперь вы будете унижать нас – меня и Данилу!
– Никто не собирается вас унижать, – сказала Эду. – Просто мы хотим распоряжаться домом, расходами, счетами.
– Ноги моей не будет в этом доме! – вновь, как-то утром, заявила Алма. – Конюшни тоже можете забрать! Надеюсь, вы позволите мне изредка там бывать и ездить верхом на лошади? Это одно из немногих моих увлечений.
– Тётя, не надо нагнетать обстановку! – одёрнул её Эду. – Всё останется по-прежнему, мы все будем жить в этом доме, только тебе, Данилу, придётся умерить свои потребности в сигарах и шампанском.
– Я и так собирался это сделать, – просиял своей обаятельной улыбкой Данилу, – правда, по другой причине: хочу поберечь здоровье!
Потом, спустя несколько минут, когда Эстела и Эду вышли из гостиной, она сказала брату:
– Мне до слёз жалко тётю и Данилу! Я их так люблю!
– Мне тоже их жалко, но тётю следовало хорошенько напугать, – остался при своём мнении Эду.
Все эти семейные хлопоты настолько замотали его, что он собрался позвонить Камиле лишь глубокой ночью, но посмотрел на часы и решил не беспокоить её до утра.
Эду позвонил Камиле, когда она вместе с матерью собиралась идти на консультацию к гинекологу, и Элена посоветовала ей:
– Попроси его приехать к нам домой после обеда: такие серьёзные разговоры лучше вести на своей территории! А я на всякий случай буду тихо сидеть в соседней комнате, так тебе будет легче. Только ты не говори ему, что я дома.
Камила нашла такое решение разумным и воспользовалась советом матери.
Эду приехал с цветами и, вручив Камиле букет, признался с порога:
– Я заинтригован! Почему ты настаивала, чтобы мы непременно встретились здесь? Приготовила мне какой-то сюрприз?
– Нет, просто хотелось поговорить... – стушевалась Камила. – Ты проходи, пожалуйста, а я налью воды в вазу и поставлю букет...
Она прошла на кухню, и Зилда, видя её волнение, сказала бодрым голосом:
– Не дрейфь! Сейчас я принесу вам кофе, так тебе будет легче начать разговор, и прослежу, чтобы Ирис не вздумала соваться в гостиную.
– Боже мой! Ирис дома?! – расстроилась Камила. – Когда же она пришла?
– Когда ты разговаривала с доной Эленой в её спальне. Камила подумала, что Ирис неспроста появилась дома в неурочный час. Наверняка она ещё вчера подслушала какие-то разговоры и решила испортить Камиле столь важное свидание с Эду!
– Ты, конечно, придержи её здесь, – попросила Зилду Камила. – Но я тоже не буду рисковать: поговорю с Эду не в гостиной, а у себя в комнате. Надеюсь, Ирис не посмеет туда ворваться.
Камила недооценивала Ирис – та была настроена решительно и смогла бы ворваться куда угодно, если бы Зилда вовремя не предупредила её, что Элена тоже дома.
– Надо же, какая жалость! – огорчилась Ирис. – При Элене я не буду её трогать, не хочу расстраивать мою сестричку. А мне так хотелось спросить у Эду, знает ли он, что Камила беременна!
– Какой ужас! – всплеснула руками Зилда. – А у тебя откуда такие сведения?
– Птичка на хвосте принесла! – рассмеялась Ирис. – Я как раз была на конюшне, а она подлетела ко мне и пропищала: «Камила беременна! Камила беременна!»
– Ладно, перестань кривляться и не лезь в чужие дела! – одёрнула её Зилда. – Пусть Камила спокойно поговорит с Эду.
Ирис укоризненно покачала головой:
– Ты зря о ней печёшься, она не такая беспомощная, как тебе кажется. Вовремя смекнула, что иначе не сможет женить на себе Эду, и – забеременела! А теперь пойдёт к алтарю с пузом!
Ирис ни секунды не сомневалась в том, что Эду попал в ловушку, из которой есть только один выход – женитьба. А Камила в это же самое время, наоборот, была уверена, что Эду сбежит от неё навсегда, как только услышит о беременности. И, пытаясь удержать его любой ценой, она умоляла Эду поверить ей:
– Клянусь, я сделала это не нарочно! Если ты не веришь, то я докажу тебе, что сама не хотела этой беременности! Я избавлюсь от неё, пока ещё не поздно!
Эду молчал, ошеломлённый столь неожиданной новостью, и чем дольше тянулось это молчание, тем печальнее становилась Камила. Когда же её отчаяние достигло своего предела, она вымолвила обречённо: