Семейство Шалонскихъ (изъ семейной хроники) - страница 10

— Много лѣтъ здравствовать! Матушка, барыня, дай вамъ Богъ всякаго счастія! шелъ гулъ въ передней и далѣе въ корридоръ и буфетъ.

— Благодарствуйте, отвѣчала бабушка, кланяясь на всѣ стороны; ближайшіе и слѣдственно самые главные и старшіе слуги цѣловали у ней руку. — Вотъ и мою внучку поздравьте. Привелъ мнѣ Богъ опять увидѣть у меня въ домѣ дѣтей и внуковъ.

— Слава Богу, матушка, слава Богу! а внучка-то ваша, Любовь Григорьевна, ужъ почитай невѣста, говоритъ старикъ Ѳедоръ.

— Ну гдѣ еще, отвѣчала бабушка, — наши времена другія. Ей еще учиться надо, 15 лѣтъ ей только-что минуло. Вотъ годовъ черезъ 5 увидимъ. Да я не доживу.

— И, что вы это! Сто лѣтъ вамъ жить по вашей добродѣтели, по вашей добротѣ.

— Спасибо, говорила бабушка. — Ну, зайдите къ Аннѣ Ѳедоровнѣ, она васъ угоститъ чаемъ, и чѣмъ Богъ послалъ.

И вся дворня валила къ Аннѣ Ѳедоровнѣ — экономкѣ, лицу почетному, загадочному и чудному. Въ будни она постоянно лежала на перинѣ, на площадкѣ внутренней лѣстницы и курила короткую трубку. Въ праздникъ она слѣзала съ своей площадки и садилась на диванъ. Подлѣ нея визжала, лаяла и старалась укусить всякаго проходящаго маленькая болонка, красноглазая и красноносая, по имени Нарциска.

Принявъ и отпустивъ дворню, бабушка шла мимо своей спальни и вдругъ, какъ бы невзначай, останавливалась.

— Люба! говорила она.

— Что прикажите, бабушка, говорила я.

— Поди ко мнѣ.

Мы входили въ спальню. На моей памяти эта самая остановка у дверей спальни и это самое восклицаніе: Люба, повторялись всякій годъ въ ея имянины въ одинъ и тотъ же часъ, въ продолженіе лѣтъ десяти, и должны были повторяться столько лѣтъ, сколько прожила бабушка. Въ спальнѣ, на столѣ, обыкновенно стояла шкатулка; бабушка шарила въ карманѣ[2], гремѣла ключами и вытаскивала крупную связку, отпирала шкатулку и вынимала три какія-нибудь вещицы. Она клала ихъ передо мною и говорила:

— Выбирай, моя имянинница, любую. Одна тебѣ, одна твоей меньшой сестрѣ, одна моей другой внучкѣ, Любѣ.

У бабушки была другая замужняя дочь, которая въ ту пору жила далеко, ибо мужъ ея находился на службѣ за Ураломъ. У ней было много дѣтей, а старшая дочь называлась, какъ я, Любой.

— Я не смѣю выбирать, подарите мнѣ, что вамъ угодно.

— Я не знаю, что тебѣ нравится больше.

— То нравится, что вы сами выберете.

Можно подумать, что это происходили китайскія церемоніи. а между тѣмъ, напротивъ, то были не церемоніи, а деликатность и сердечность отношеній. Бабушку и меня связывала нѣжнѣйшая любовь, и, конечно, та вещь была мнѣ дороже всѣхъ, которую бы она дала мнѣ своею рукою.

Но бабушка настаивала, и я должна была выбирать. Я робко указывала на вещицу, бабушка брала ее и вручала мнѣ. Въ тѣ ея имянины, о которыхъ я разсказываю, она не предложила мнѣ нѣсколькихъ вещей на выборъ, а вынула изъ шкатулки небольшое жемчужное ожерелье, съ фермуаромъ изъ аметиста, осыпаннымъ розами, замѣчательно тонкой работы, и надѣла его мнѣ на шею. Въ восторгѣ отъ нечаяннаго, прелестнаго подарка, пылая лицемъ, вышла я изъ спальни рука объ руку съ бабушкой, а мнѣ на-встрѣчу попалась тетя Наталья Дмитріевна и надѣла мнѣ на руку кольцо съ яхонтами и двумя брилліантами, а тамъ за нею и тетя Саша подарила другое колечко съ алмазомъ. Я себя не помнила отъ радости, и мы всѣ вошли въ диванную. Тамъ на столѣ уже приготовлены были подарки для самой бабушки. И батюшка, и матушка, и дочери, и отсутствующая дочь Катерина Дмитріевна, и домашніе, и сосѣди, всякій сдѣлалъ или прислалъ ей свое маленькое приношеніе. Я вышила ей подушку, и эту подушку взяла бабушка бережно и положила на свой диванъ. Матушка, усмотрѣвъ на мнѣ жемчугъ, сказала бабушкѣ:

— Ахъ, маменька, какъ вы ее балуете! Она еще дѣвочка, что ее рядить въ жемчуги, учиться ей надо.

— Мнѣ жить недолго, отвѣтила бабушка, — дай мнѣ повеселить внучку. Молода-то она, молода, а глядь черезъ пару годовъ подъ вѣнецъ везти надо.

— Что вы это, маменька, я и слышать не хочу отдавать ее замужъ спозаранку.

— И я слышать не хочу, шепчу я, прижимаясь головой къ колѣнямъ бабушки, ибо я сижу у ногъ ея, на чугунной скамеечкѣ, покрытой краснымъ сафьяномъ.