Семейство Шалонскихъ (изъ семейной хроники) - страница 19

Всѣ сѣли. Сѣли и слуги, кто гдѣ стоялъ, многіе присѣли на полу. Водворилось молчаніе. Всякій читалъ про себя краткую молитву, а кто не читалъ, тотъ ее мыслилъ или чувствовалъ.

Отецъ всталъ первый, крестясь, взялъ образъ, и братъ опустился передъ нимъ на колѣни, поклонился въ землю, приложился къ образу и съ рыданіемъ упалъ на грудь отца. Руки батюшки дрожали. Онъ взялъ въ обѣ руки голову сына и поцѣловалъ ее, затѣмъ передалъ образъ матери нашей. Бѣдная, бѣдная матушка! Блѣднѣе своего бѣлаго платья, дрожа, какъ листъ, шевеля побѣлѣвшими губами, стояла она, прямая и неподвижная, предъ лежавшимъ передъ образомъ и ею сыномъ. Но вотъ онъ поднялся, торопливо приложился къ образу и замеръ на груди, его кормившей. Одно громкое рыданіе огласило залу. Рыдали всѣ, кромѣ обезумѣвшей отъ горя матери. Онъ оторвался отъ нея и искалъ глазами свою старую няню, которую заслонили тѣснившіеся вокругъ него. Матушка угадала его взоръ, поняла желаніе и сказала внятно съ какимъ-то страннымъ спокойствіемъ:

— Няня, Марья Семеновна, благослови его, ты вторая мать.

Няня взяла образъ. Никогда не видала я ее такою. Некрасивое лицо ея измѣнилось; глаза блестѣли, лицо просвѣтлѣло и преобразилось. Она молилась восторженно.

Поцѣлуи, слезы, прерывистыя слова… Всѣ сошли за нимъ на крыльцо. И на крыльцѣ тѣ же объятія, рыданія, та же мука разставанія. Онъ вырвался изъ нашихъ объятій и прыгнулъ въ телѣгу; Сидоръ, его молодой камердинеръ, утирая слезы кулаками, вскочилъ на облучекъ; ямщикъ взмахнулъ возжами. Но вотъ раздался ужасъ внушающій стонъ, и лихорадочно-быстро бросилась мать къ телѣгѣ. Рука ея схватила руку брата.

Онъ покрылъ ее поцѣлуями, но она не хотѣла отпускать и все сильнѣе сжимала его руку. Батюшка подошелъ, положивъ свою руку на ихъ сжатыя руки, — онѣ разомкнулись, и рука матушки осталась въ рукѣ отца.

— Съ Богомъ! пошелъ! сказалъ батюшка; ямщикъ взмахнулъ возжами, и тройка съ мѣста приняла во всю прыть. Колокольчикъ залился, будто заплакалъ; не забыть мнѣ никогда этого щемящаго звука; и телѣга, тройка, братъ исчезли мгновенно во мракѣ осенней ночи, а матушка все стояла, все глядѣла въ эту ночь, въ эту мглу, гдѣ ужъ нѣтъ ничего, гдѣ уже и звуки удалявшейся перекладной тройки мало-по-малу исчезаютъ, замираютъ.

— Пойдемъ домой, Варенька, сказалъ батюшка, второй разъ называя ее такъ.

Она вздрогнула, будто пришла въ себя, сдѣлала два неровныхъ шага и упала бы несомнѣнно на крутыя каменныя ступени высокаго крыльца, если бы онъ не поддержалъ ее. Она опустилась на его руки; онъ поднялъ ее, какъ перо, и понесъ вверхъ по лѣстницѣ. Мы пошли за ними, горько плача и держась за руки, сестра съ братомъ и сестра съ сестрою, но когда мы вошли на верхъ, отца и матери не было ни въ столовой, ни въ гостиной. Дверь ихъ спальни была заперта; и что онъ говорилъ ей, какъ утѣшалъ, плакалъ ли съ ней, молился ли, знаетъ одинъ Богъ да она сама. Она о томъ никому не говорила, но мы всѣ замѣтили, что ихъ отношенія совершенно измѣнились съ этого вечера. Она почти не оставалась съ нами, льнула къ нему, къ нему одному, ища въ немъ опоры, силы, утѣшенія!.. Они казались мнѣ не пожилыхъ лѣтъ супругами, а молодою, любящею другъ друга, четою.

Какая тяжелая жизнь настала для нашего cемейства, и, скажу, для всѣхъ насъ окружавшихъ, ибо и слуги наши, и вся дворня были погружены въ уныніе. Всѣ бродили, какъ тѣни, не слышно было веселаго шопота въ дѣвичьей и хохота въ буфетѣ, а ужъ больше всѣхъ мучилась матушка. И утромъ, и вечеромъ, днемъ и ночью неотвязная мысль о сынѣ, тоска и тревога грызли ее. Она мало спала, мало кушала, не хлопотала по хозяйству, книги въ руки не брала, а безпомощно сидѣла у окна, опустивъ руки съ вязаньемъ на колѣняхъ и часами глядѣла куда-то вдаль. Мысленныя очи ея глядѣли въ непроглядное будущее, а тѣлесныя были открыты и глядѣли, ничего не видя. Если входилъ батюшка, она торопливо принималась вязать и дѣлала видъ, что занята работою. Онъ вѣроятно все видѣлъ, ибо ничего у нея не спрашивалъ, а цѣловалъ ее и уходилъ къ себѣ. Если мы что у ней спрашивали, приказаній ли по хозяйству или позволенія сдѣлать что-нибудь, она заставляла повторять вопросъ, вслушивалась съ напряженіемъ, иногда отвѣчала невпопадъ, а чаще говорила: