Семнадцатилетние - страница 11
— Я не могу принять извинения, если она считает себя правой! — упрямо сказала Валя.
— Ну и оставайся с пощечиной! — резко отчеканила Тамара. — Дело твое!
— Правильно! — вмешалась Светлана. — Бели она не прощает, то мы прощаем. Аня нашла в себе мужество признать ошибку, сделала хорошо, по-комсомольски. Правда, девочки?
В ответ на это в классе поднялся шум, но Женя сразу же его погасила.
— Идет! Идет! Тихо! — крикнула, она, торопясь на свое место.
Анна Васильевна, как всегда, стремительно вошла в класс и, махнув рукой, что означало «садитесь, девочки», опустилась на стул. Так же поспешно она раскрыла журнал, но вдруг что-то вспомнила и, откинувшись на спинку стула, уставилась на учениц.
Девушки выжидающе смотрели на преподавательницу истории. Сейчас она скажет: «Закройте учебники», или «Достаньте тетради», или, наконец, начнет водить пальцем в журнале по списку сверху вниз и обратно.
«Что, дрожите?» — спросит она при этом.
«Ой! дрожим…» — сознается Нина Шарина.
Когда палец Анны Васильевны гуляет по фамилиям, Надя Ерофеева своим пальцем крепко жмет на сучок в парте, или держится за ручку портфеля, или просто за платье рядом сидящей подруги. К сожалению, этот прием плохо помогал, и Анна Васильевна вызывала ее как раз тогда, когда она особенно крепко держалась за что-нибудь.
Несмотря на такие «страхи», школьницы любили Анну Васильевну за ее доброжелательность, справедливость и умение вести свой предмет увлекательно и живо. На уроках истории разве только Таня Аксенова могла дремать. Но Таня тем и отличалась, что могла спать когда угодно и где угодно.
— Вас, кажется, можно поздравить?
— С чем?
— С новым классным руководителем и преподавателем литературы.
— Особенной радости мы пока еще не испытали! — сказала Клара Холопова.
— Должна сказать, что Константина Семеновича я знаю давно. Если вы сумеете завоевать его доверие, то не пожалеете… Да… А теперь — закройте учебники.
У Кати Ивановой бывали минуты, когда она с трудом удерживала смех, и в самые серьезные, неподходящие моменты глаза ее весело блестели.
«Смешинку проглотила?» — спрашивал обычно отец, заметив, что глаза дочери искрятся, а рот без всякого видимого повода расплывается в улыбке.
Так и сейчас. Пробегая взглядом по партам, Катя делала над собой героические усилия, чтобы не прыснуть. Вот сидит Таня и, не мигая, пристально смотрит на учительницу. Разве это не смешно? Она же знает что Таня спит с открытыми глазами. Нина Косинская слушает отвечающую вытянув губы и с таким видом, точно для нее решается вопрос жизни или смерти. У Лиды Вершининой мечтательное, потустороннее выражение лица. Тамара откинулась на спинку парты и нагнула голову, словно приготовилась бодаться. У Светланы Ивановой коса лежит на задней парте. Если бы с ними учились мальчишки, то обязательно привязали бы ее косу к парте…
— Крылова! Пожалуйте к доске! — голос учительницы на какой-то момент возвращает Катю к действительности.
Крылова встряхивает головой, привычным жестом одергивает платье и нехотя подходит к доске.
«А вдруг она сейчас вместо ответа — запоет?» — неожиданно думает Катя и отчетливо представляет себе эту картину. Крылова поворачивается к учительнице, откашливается, прикладывает левую руку к груди, закатывает кверху глаза и сильным голосом начинает: «Чайка смело пролетела над се-до-ой волной…» Воображение Кати рисует вытаращенные от удивления глаза Анны Васильевны… И, закрыв рот рукой, она нагибается к парте, чтобы не расхохотаться.
Прошло десять-пятнадцать минут, «смешинка» исчезла, и все стало обычным и мало интересным.
У Кати был серьезный недостаток, о котором она прекрасно знала и с которым по мере своих «слабеньких сил» боролась. Она была ленива. Катя могла прекрасно учиться, но училась средне. Не хватало воли избавиться от лени. Любила она делать только то, что нравилось, остальное давалось «со скрипом», как выразился ее отец.
Катя не имела закадычной подруги, но очень любила Аню Алексееву, Женю Смирнову, Светлану Иванову и Нину Шарину. Белову, Логинову, Крылову она недолюбливала, с остальными находилась в приятельских отношениях. Комсоргом класса она была второй год.