Семья как семья… - страница 5
— Ты видела Дика? — переспросила Мэдж с искренним удивлением.
— Конечно, черт возьми, а чего ты ожидала?
— О, я не знаю… — промямлила подруга. — Когда он позвонил, у меня было такое впечатление, что он не собирается покидать Олтамахо. Ведь его отец болен.
— Тем не менее, он здесь.
— И ты собираешься вернуться вместе с ним?
— Нет.
— Нет? — В голосе Мэдж слышалось явное разочарование. — Но Джон умирает…
— И что же?
На другом конце провода воцарилось молчание.
— Дик говорил, врачи дают ему несколько недель, не больше, — послышался наконец грустный голос Мэдж. — Не смогла бы ты найти в своем сердце чуть-чуть сострадания? Я знаю, между вами были какие-то разногласия…
— Разногласия?! — Иветт почти кричала. — Мы с мистером Доулом расходились абсолютно во всем, в каждой мелочи, совершенно по-разному смотрели на одни и те же вещи! Джон Доул не заслуживает сострадания. Он лживый, злой человек!
— Ты ненавидишь его? — Мэдж вздохнула.
— А ты?
— Нет, у меня нет к нему ненависти. О, я знаю, что ты собираешься сказать. Если бы Джон не поднял шум из-за моего желания добиться хоть какой-то независимости, Стэнли никогда бы не нашел в себе сил предъявить мне ультиматум. Это он заставил меня сделать выбор: или остаться прозябать в Олтамахо и поставить крест на своей жизни, или попробовать все начать сначала. Как говорится, Джон только заготовил ружья, но, моя дорогая, Стэнли, и никто другой, нажал на курок.
— Да, но…
— Выслушай меня, Ив. Я не жалею о том, что сделала. О, конечно, я скучаю по мальчикам, но они не были крошками, когда я ушла. И сейчас я живу хорошо. Руковожу галереей, и с Алексом у нас больше общего, чем было у меня со Стэнли. У меня есть все, что нужно. Я могу позволить себе испытывать чувство жалости.
— Я не могу.
Послышался глубокий вздох Мэдж.
— Да, — сказала она после паузы. — Да, я понимаю. Я забыла, как сильно ты любишь Дика.
— Любила! — резко поправила Иветт. — Но с этим покончено. Та любовь умерла, когда они убили Андре. Или ты забыла об этом?
На какое-то время обе замолчали, и, когда Мэдж заговорила снова, в ее голосе звучало сожаление:
— Нет, конечно, я не забыла. Прости, дорогая. Поступай как знаешь.
Теперь Иветт охватило чувство вины. Она ругала себя за то, что слишком жестко обошлась с Мэдж.
— Хватит об этом, — решила она перевести разговор на другую тему. — Как там дела с моей выставкой? Ты думаешь, она вызовет интерес?
— Ты шутишь?! — нетерпеливо воскликнула Мэдж. — Я уже заручилась поддержкой самых влиятельных критиков, и даже сам Кристофер Гейт согласился принять участие в открытии.
— Прекрасно.
Иветт ожидала прилива энтузиазма — ведь не кто-нибудь, а ведущий популярной телевизионной программы выразил желание присутствовать на ее выставке, — но почему-то радость по поводу предстоящего мероприятия неожиданно померкла. Образ отца Дика, немощного старика, угасающего от страшной болезни, стоял перед глазами. Когда Мэдж сказала, что пора заканчивать разговор, Иветт, положив трубку, с облегчением вздохнула.
Она надеялась, что теперь-то освободится от своих противоречивых мыслей, но ошиблась. Воспоминания о жизни в Олтамахо вновь поднялись из глубин почти забытого прошлого, смешиваясь с горьким чувством обиды. Она схватила пляжную сумку, бросила в нее журнал, солнечные очки, лосьон для загара и, резко захлопнув за собой дверь, выбежала из комнаты.
3
Полная безмятежность курорта дарила покой, избавляла от тревожных мыслей. Рядом с бассейном было, пожалуй, даже более жарко, чем на пляже, где легкий бриз приносил с океана живительную прохладу, но Иветт ничего не имела против жары. О да, это жизнь! Лежать вот так, нежась под солнцем, не думая ни о чем… Разве лишь о том, что заказать на ланч.
Иветт облюбовала уединенный уголок возле огромного старого платана, хотя отлично отдавала себе отчет, что женщина, проводящая в одиночестве отпуск в фешенебельном отеле, привлекает внимание противоположного пола. Но она приехала сюда не в поисках флирта или чего-то в этом роде. Дома, в Монреале, она время от времени принимала приглашения на вечеринку или в театр, но это было совсем другое, во всяком случае, все ее кавалеры знали, что если кто-то сделает намек на интим, то тотчас получит отставку.