Семья Наполеона - страница 5

Как только революция заколебалась, а звезда Наполеона начала восходить, они тотчас с прежней прытью вернули себе былое богатство и влияние и не успокоились до тех пор, пока не прибрали к рукам многие европейские престолы.

В глубине души император не питал иллюзий относительно своих ближайших родственничков. По крайней мере, уже будучи на вершине славы, он горестно укорял их. «Не думаю, чтобы нашелся кто-то другой, кому так не повезло с родственниками. — произнес он как-то раз тихим вечером в Тюильри. — Положа руку на сердце, следует признать, что Люсьен отплатил мне черной неблагодарностью, Жозеф ведет себя как Сарданапал, Луи — паралитик, а Жером — мот». Затем он потупил взор и тяжко вздохнул: «А вам, милые дамы, самим прекрасно известно, кто вы такие».

Позже, уже находясь на Святой Елене, создавая легенду о Наполеоне — этот подлинный пропагандистский шедевр, вышедший из-под пера потерявшего все в жизни человека, бывший император приложил все усилия, чтобы обелить в глазах потомков свою «династию». И то, что им было рассказано о них личному секретарю Лас-Казу, написавшему впоследствии свою знаменитую книгу «Памятник Святой Елены», стало не чем иным, как насмешкой над его истинным мнением: «Жозеф мог бы стать душой любого общества, а Люсьен — украсить собой любую политическую ассамблею. Жером, достигнув зрелости, стал бы мудрым правителем. Луи располагал к себе и очаровывал, где бы ни появлялся. Моя сестра Элиза обладала умом и силой воли, достойными любого мужчины, ведь ей приходилось проявлять удивительную стойкость, терпя нападки. Каролина умна и способна. Полина, по всей видимости, прекраснейшая из женщин своего времени, всегда была и до конца своих дней будет лучшим созданием в этом мире. Что же касается моей матери, то она заслуживает глубочайшего почтения. Какая другая семья сможет предстать в столь прекрасном портрете? И если отмести в сторону расхождения в политических взглядах, следует признать, что все мы искренне любили друг друга. Я никогда не переставал чувствовать себя в первую очередь братом. Я любил их, и, как мне кажется, они платили мне взаимностью».

Автор данной книги делает попытку показать, что истинные взгляды Бонапарта на семью были гораздо ближе к сказанному в Тюильри, нежели к тому, что было продиктовано Лас-Казу на острове Святой Елены. При всем этом даже самый бездарный из Бонапартов представляет для нас интерес в контексте своего времени. Ведь это был последний раз, когда французская армия была не только способна свергать и возводить на трон суверенов, но и вершила судьбы целых стран. И то, как бедный, ничем не примечательный клан иммигрантов цеплялся за своего могущественного брата и лез напролом в мир коронованных особ и божьих избранников, не говоря уже просто о великих аристократах со всей их геральдикой, не имеет аналогов в истории.

В 1980 году незнатное происхождение превратилось едва ли не в добродетель, и поэтому нам подчас трудно бывает понять, что значило два столетия тому назад быть парвеню. Именно этот малозначительный ныне аспект, эти социальные амбиции, испытываемые всеми Бонапартами, включая самого императора, и придают новое измерение этой удивительной семейной саге.

«Я навлеку на вас все зло, на какое способен».

Наполеон в Бриенне

«Ну кто не пожалеет бедного камергера, который однажды признался, что едва не обомлел, услышав, как Наполеон, сидя в Дрездене за обедом в числе прочих коронованных особ, начал свой рассказ следующими словами: «Когда я служил в чине лейтенанта в полку Ляфер…»?! Ну кто не пожалеет Наполеона, когда тот заявил, будто некоторые из наград были ему преподнесены в Тюильри еще «Во времена короля, моего дяди?!»

Локхарт, «История Наполеона Бонапарта»

В 1768 году светлейшая республика Генуя была вынуждена уступить Корсику Людовику XV, королю Франции. На остров высадилась французская армия, и к середине лета он уже, можно сказать, стал частью Франции.

1769-й стал годом, когда в семье патриота Корсики на свет появилось дитя, нареченное при крещении Наполеоном.