Семья Рин - страница 10
– Папа, может, в самом деле не надо… – тянет в замешательстве Лидия.
– Молчи! – обрывает ее отец и говорит, обращаясь к нам, детям: – Выйдите отсюда.
Я и Александр повинуемся приказу и плетемся к дверям. Анна и Лидия остаются в комнате. Анна начинает всхлипывать, Лидия подходит к ней и обнимает, стараясь успокоить.
Мы с Александром стоим в коридоре и прислушиваемся к крикам за дверью.
– Ты не понимаешь, что происходит! ты можешь когда-нибудь соображать более широко? То, что ты хочешь, – опасно! – кричит отец.
Я почти никогда не слышала, чтобы отец кричал по какому-нибудь поводу, и поэтому чувствую еще большее беспокойство. Во время скандалов кричит обычно мать. Отец крайне редко повышает голос, предпочитая в основном отмалчиваться или отделываться короткими репликами.
Я смотрю на брата. Александру тоже не по себе, но он уже научился внешне сдерживать волнение.
– А ты тоже хотел бы уехать? Ты считаешь, отец прав, что хочет увезти нас? – спрашиваю я.
– Ну… пожалуй, было бы неплохо наконец познакомиться с родиной… – говорит с важным видом Александр. – Я не прочь пожить в Америке. Я не боюсь япошек, но без бритов и американцев здесь будет не так шикарно…
Его рассуждения прерывает голос матери за дверью:
– Я пережила революцию! Я пережила эмиграцию!.. Все самое страшное я уже пережила!.. Чего нам бояться каких-то японцев?! И опять срываться с места и ехать куда-то? Зачем? Для чего?..
Мы слышим всхлипывания матери и растерянно переглядываемся с немым вопросом в глазах: не стоит ли войти и вмешаться?
– Глупая ты женщина! Ты ничего не понимаешь!.. Дура!.. Дура!.. – теряя остатки терпения, кричит отец. Слышно, как он в раздражении отшвыривает от себя какой-то предмет.
Из дальней комнаты с кипой постельного белья чинно выплывает Минни, одна из наших ама, китайских служанок. Минни работает у нас много лет. Она обладает самым лучшим качеством восточных слуг – незаметностью. Не обращая внимания на крики родителей, она невозмутимо спрашивает, не видели ли мы запасной ключ от комода. Я ухожу вместе с ней искать ключ, а когда возвращаюсь, апогей скандала уже пройден.
Отец в холле накидывает пальто, собираясь уходить, – все ссоры всегда заканчиваются его уходом из дому на долгое время. Мать, вышедшая за ним из комнаты, продолжает причитать:
– Ты хочешь сделать это, потому что Анна тебе неродная! Тебе наплевать, что ты отнимаешь у нее шанс на замужество! Разве с родными дочерями ты так поступил бы?.. Какая жестокость! Бедная моя девочка! У нее нет отца! О ней некому позаботиться!
Анна всхлипывает в глубине комнаты. Ее можно понять. Если она сейчас уедет в Америку, то уж никогда ей не бывать замужем за обожаемым Николя. Я сочувствую сестре, но не могу сконцентрироваться на ее горе. Меня больше волнует, что нас ждет в Америке, сможем ли полюбить ее, примем ли мы ее и примет ли эта страна нас.
Отец уходит, а мы все, собравшись вокруг матери, жарко обсуждаем, как будем жить в Америке, и утешаем Анну тем, что за океаном она найдет себе множество других женихов, еще и получше Николя Татарова.
Но все же в тот раз мы не уехали. И причиной стала китайская любовница отца. Когда она узнала, что он собирается в Америку, чтобы удержать его, тут же соврала, что беременна. И отец, который и без того колебался насчет отъезда, вынужден был, проклиная коварство и своеволие глупых женщин, продлить контракт еще на несколько лет.
Мы остались в Шанхае и прожили там следующие четыре года. За это время мы привыкли к тому, что война где-то рядом, но нас она не касается. Однажды Николя Татаров спас меня от китайских беженцев, которые чуть не разорвали меня, когда я, возвращаясь из школы, бросила булочку оборванному китайчонку. Они сбежались в один миг неизвестно откуда и стали клянчить деньги. Я чуть не упала в обморок. Мне стало плохо от вида окруживших меня нищих китайцев.
К счастью, это случилось неподалеку от нашего дома и как раз в это время к нему подъехал на автомобиле Николя Татаров, подвозивший Анну с какого-то благотворительного мероприятия.
Я помню, как Николя ловко разогнал пинками китайцев и прямо-таки вырвал меня из их рук.