Семья Рубанюк - страница 8
Нет, лучше всего после института поехать туда, где мало врачей, в какой-нибудь самый отдаленный и глухой уголок… Куда-нибудь на север!..
И внезапно оборвались волнующие раздумья девушки. Где-то в самой глубине упорно помнящего сердца ощутила она острый укол: «А Петро?!»
«Петро? Теперь мы с ним равные, — ответила она себе. — Потягаемся. Я в учебе себя не посрамлю! — И, улыбнувшись горделиво и торжествующе в глаза Петра, вставшие перед ее мысленным взором, впервые открыто, не таясь от самой себя, она призналась: — Нет, не могу я без тебя, мой любый Петрусь!»
Через три дня Оксана, как отличница школы, была без испытаний зачислена студенткой первого курса.
Осень и зима, заполненные лекциями, семинарами, пролетели для нее незаметно. Но как ни старалась она наверстать упущенное, ей было бы трудно сдать экзамены вместе со всеми. В мае, когда закончились лекции, Оксана обратилась к декану с просьбой разрешить ей сдать экзамены осенью. Получив разрешение, Оксана сразу же выехала в Чистую Криницу, чтобы как следует подготовиться дома в течение лета. После стольких месяцев разлуки с родным селом еще милей стало ее сердцу все, что напоминало о минувшем детстве: заросшие полынью и повиликой плетни за садом, школьные подружки, малиново-золотые закаты за Днепром, беленькие уютные пароходы, позлащенные солнечными лучами.
Отдыхая, с наслаждением занималась она привычной домашней работой: доила корову, копалась в огороде, ездила с Настунькой в луга за травой. Теплыми вечерами с закадычной подружкой Нюсей и братом ее Алексеем ходила к Днепру или в колхозный клуб. И казалось Оксане, никогда еще не была она так счастлива, как в эти дни.
— Нюся! Уже спишь?
Из сада в открытое окно тихонько просунулась голова. Оксана, часто дыша, вглядывалась в темноту; глаза ее различили смутно белевшую на кровати сорочку спящей подруги.
Эй, баба-соня! — шепотом окликнула еще раз Оксана. — Нюся!
— Кто тут? — испуганно спросил сонный голос.
Скрипнув кроватью, Нюся быстро спустила ноги на пол, шагнула к окну.
— Ты что так поздно? Или, может, случилось что? Лезь в хату.
Оксана взялась за подоконник, легко прыгнула в комнату и сказала, запыхавшись:
— Я легла уже… Никак сон не идет… Хоть кричи. Оделась и вот… прибежала.
Нюся ощупью отыскала протянутую руку, усадила Оксану рядом с собой на постели.
Дивчата сдружились еще в школе. С прямодушной откровенностью они доверяли друг другу самые затаенные мысли и мечты.
— Не вернулся брат из района? — спросила Оксана.
— Леша? Нет, еще не вернулся.
— Петро завтра приезжает, — сообщила Оксана.
По ее голосу Нюся сразу определила, что подружка взволнована.
— Ну что же, — притворно зевая, ответила она. — Поглядим, какой он герой стал. Наверно, и не подступишься к нему… ученый.
Ясно было, что Нюся хитрит, но Оксане очень хотелось еще поговорить о Петре.
— Интересно на него поглядеть, правда? — сказала она.
Нюся промолчала, и Оксана добавила:
— Он молодец. Ему двадцать четыре, а уже академию закончил.
— Ты, я вижу, серденько, что-то затревожилась?
— И сама не знаю, почему, — чистосердечно призналась Оксана.
— А как же Лешка?
— Что Лешка?
— Заморочила ему голову. Только и говорит про тебя.
— И скажет такое! Чем это я ему голову заморочила?
— Не знаю чем. Обоим голову морочишь, и Лешке, и Петру.
Нюся резко выпростала руку и приподнялась на локте.
— Скажи, чего ты всполошилась? Едет? Ну и пусть себе едет!
— Нюська!
— Уже девятнадцать лет Нюська.
Тон у нее был такой, что Оксана съежилась.
— Ты не горячись. Вот смотри, — робко заговорила она, — Петра я три года не видела. Он, наверно, и думать забыл обо мне?
— Ты вот его не забыла?
— Ну так что же?
— Значит, любишь?
— Не знаю… Я же, когда он последний раз приезжал, совсем маленькой была… девчонка.
— А Лешка? Лешка ведь сватался за тебя. Чего же ты? Туда-сюда крутишься.
— Нет, Нюська! Замуж я ни за кого не пойду, пока институт не закончу.
Оксана глядела на неясно вырисовывавшийся квадрат окна. Чуть слышно шелестели листья, беспечно высвистывал соловей.
— Нюся!
— А?
— Нюсенька, чего у меня сердце болит? Вот тут, послушай. — Оксана прижала ее руку к своей груди. — Так тоскливо мне… ох!