Семья Спеллман расследует… - страница 14

Брат молчал.

– Ну или пепси.

Он схватил меня за руку и потащил по коридору в мужской туалет.

– Мне туда нельзя, – воспротивилась я.

– Почему это?

– Дэвид, я девушка!

– Сейчас даже нельзя сказать, что ты человек, – ехидно заметил он и втолкнул меня внутрь. У писсуара стоял мужчина в деловом костюме. Услышав последние слова нашего разговора, он стал торопливо застегивать ширинку.

– Извини за беспокойство, Марк, – сказал ему Дэвид. – Мне надо научить свою двадцатитрехлетнюю сестренку умываться.

Марк сконфуженно улыбнулся и вышел. Положив руки мне на плечи, Дэвид развернул меня лицом к зеркалу.

– Смотри и запоминай: никто не приходит в таком виде на деловые встречи.

Набравшись храбрости, я открыла глаза и увидела, что вся моя тушь мигрировала с ресниц на щеки, а запутанные волосы сбились в комок. Рубашка застегнута криво и выглядит так, словно я в ней спала. Впрочем, я и спала. Плюс на мне только один ботинок.

– Умывайся, – приказал Дэвид. – Скоро приду.

Я не стала просить его отвести меня в женский туалет, а сделала, как он велел. Отмыв грязь и тушь с лица, я выдула пинту воды из-под крана и ретировалась в кабинку, чтобы ненароком не встретиться с другими адвокатами. Пока я ждала, в туалет зашли как минимум двое. Я начала мечтать, что Дэвид смилостивится и принесет мне стакан колы со льдом.

– Открывай, – скомандовал брат, постучав в кабинку. По его голосу и стуку я поняла, что колы мне не видать как своих ушей. Дэвид протянул мужскую накрахмаленную рубашку и мужской дезодорант.

– Надевай, – сказал он. – Малберг уже ждет.

Когда я вышла из кабинки, на полу стояла пара женских сандалий.

– У тебя тридцать седьмой? – спросил Дэвид.

– Нет, тридцать девятый.

– Почти угадал.

– Где ты их раздобыл?

– У секретаря.

– Раз уж женщины при тебе так легко расстаются с одеждой, мог бы взять у нее и все остальное.

– Мог бы, но твоя задница не пролезет в ее брюки.

Закончив с нарядом, я решила, что уже не кажусь безответственной и похмельной, хотя и выгляжу отвратительно. Дэвид обрызгал меня своим одеколоном, и мы пошли в его кабинет.

– Прекрасно. Теперь я пахну тобой.

– Если бы!

Ларри Малберг и сам оказался не щеголем: ему было плевать на мой странный костюм. В кабинет вошла секретарша Дэвида в одних чулках и спросила, не желаем ли мы выпить, и я наконец-то получила колу. Встреча прошла хорошо: я рассказала Малбергу о финансовых выгодах сотрудничества с нашим агентством и объяснила, как мы работаем. Вообще я умею разговаривать с людьми, поэтому Малберг подписал договор, даже не заметив моей зеленоватой кожи и налитых кровью глаз.

Я сняла сандалии тридцать седьмого размера и отдала секретарше, засыпав ее благодарностями. Вернувшись к Дэвиду, залезла в мятую рубашку и бросила одинокий ботинок в мусор.

– Брат, одолжи на такси, а? – попросила я, показав на свои босые ноги и ожидая хоть капли сочувствия.

Дэвид оторвался от работы и холодно на меня посмотрел. Потом достал из кармана двадцатку, положил ее на край стола и вернулся к бумагам.

– Ну… э-э… спасибо… Обязательно верну, – сказала я и уже почти добралась до выхода, когда Дэвид медленно и с чувством проговорил:

– Чтобы я больше никогда не видел тебя в таком состоянии.

Потом он велел мне убраться. Что я и сделала. В ту минуту до меня наконец-то дошло: роль золотого мальчика с волосами как вороново крыло, которую всю жизнь играл Дэвид, была отнюдь не завидной. Пока я закидывала яйцами соседский двор, брат сидел дома и учил уроки. Бунтарство и тяга к разрушению – обычные спутники подросткового возраста. Но Дэвиду пришлось отвечать за мои выходки. Он как мог поддерживал гармонию в семье и в результате стал идеальным сыном с одним-единственным недостатком: он понятия не имел, как сделать что-нибудь плохое.

Чудесные преображения случаются редко. Настолько редко, что если вы бросите пить после душевного разговора со священником, это даже вызовет подозрения. И хотя перемены в моей жизни трудно назвать чудесными, они вполне тянут на статус разительных. Я по-прежнему носила мятые футболки, порой накачивалась в баре и позволяла себе грубые замечания, однако моим родным больше не приходилось за меня краснеть. И я завязала с наркотиками.