Семья Тибо. Том 1 - страница 20

— Уведи Блоху, мне от шума становится хуже.

Госпожа де Фонтанен прошла к себе в комнату и, почувствовав головокружение, села, даже не сняв перчаток. Может быть, у неё тоже начинается жар? Нужно быть спокойной, сильной, не терять веры… Её голова склонилась в молитве. Когда она выпрямилась, все её действия обрели одну цель: отыскать мужа, вызвать его.

Она вышла в переднюю, задержалась в нерешительности перед закрытой дверью, отворила её. В комнате застоялся нежилой дух, было прохладно; слышался кисловатый аромат вербены, мелиссы, припахивало туалетной водой. Она раздвинула шторы. Посреди комнаты стоял письменный стол; на бюваре тонким слоем лежала пыль, — и никакой записки, ни адреса, ничего. Ключи торчали на своих местах. Хозяин комнаты отнюдь не страдал скрытностью. Она выдвинула ящик письменного стола — ворох писем, несколько фотографий, веер, а в углу, жалким комком, чёрная шёлковая перчатка… Её рука застыла на краю стола. В памяти внезапно возникла картина, внимание рассеялось, взгляд устремился вдаль… Два года назад летним вечером она ехала вдоль набережных в трамвае, и ей показалось, что она видит, — она даже привстала со своего места, — что она видит Жерома, своего мужа; она узнала его, он стоял возле какой-то женщины, да-да, стоял, склонившись над молодой женщиной, которая плакала на скамейке! И с тех пор сотни раз её воображение кружило вокруг этой сцены, промелькнувшей за какую-то долю секунды, и с жестоким удовлетворением восстанавливало мельчайшие её детали: пошлое горе женщины, её упавшая шляпа и большой белый платок, который та поспешно вытащила из юбки, но главное — фигура Жерома! Ах, она была уверена, что угадала по поведению мужа, какие чувства обуревали его в тот вечер! Тут, несомненно, было и сострадание, — ведь она знала, как легко его можно растрогать; и раздражение, оттого что его втянули в скандал посреди людной улицы; и, уж конечно, — жестокость! Да! Он стоял, чуть наклонившись, и в его напряжённой позе она ясно увидела эгоистический расчёт любовника, которому любовница до смерти надоела, который стремится уже к новым похождениям и который, несмотря на жалость, несмотря на тайный стыд, уже прикинул, как использовать к своей выгоде эти слёзы, чтобы тут же, на месте, окончательно завершить разрыв! Всё это явственно предстало перед ней в тот миг, и всякий раз, как это наваждение опять овладевало ею, у неё кружилась голова и подкашивались ноги.

Она быстро вышла из комнаты и заперла дверь двойным поворотом ключа.

Вдруг её осенило: эта горничная, маленькая Мариетта, которую пришлось уволить с полгода назад… Г‑жа де Фонтанен знала адрес её нового места. Подавив отвращение, она без дальнейших раздумий отправилась туда.

Кухня помещалась на пятом этаже, с чёрного хода. Был унылый час мытья посуды. Ей открыла Мариетта — беленькая, на затылке завитки, большие испуганные глаза — сущий ребёнок. Она была одна; покраснела, но глаза засветились:

— Как я рада увидеть барыню! А мадемуазель Женни выросла небось?

Госпожа де Фонтанен колебалась. У неё была страдальческая улыбка.

— Мариетта… дайте мне адрес барина.

Девушка залилась румянцем, в широко раскрытых глазах показались слёзы. Адрес? Она покачала головой, адреса она не знает, то есть больше не знает: барин не живёт уже в гостинице, где… И потом, барин почти сразу же бросил её.

Госпожа де Фонтанен опустила глаза и стала пятиться к двери, чтобы не слушать того, что могло последовать дальше. Наступило короткое молчание, и так как из таза на плиту с шипеньем выплёскивалась вода, г‑жа де Фонтанен машинально пробормотала:

— У вас вода кипит. — Потом, продолжая пятиться, добавила: — По крайней мере, вам здесь хорошо, дитя моё?

Мариетта не отвечала, и когда г‑жа де Фонтанен, подняв голову, встретилась с ней взглядом, она увидела, как в глазах девушки промелькнуло что-то животное, детский рот приоткрылся, обнажились зубы. После минутного колебания, которое обеим показалось вечностью, девушка прошептала:

— Может быть, вы спросите… у госпожи Пти-Дютрёй?

Она разрыдалась, но г‑жа де Фонтанен уже не слышала этого. Она убегала по лестнице вниз, как от пожара. Это имя вдруг объяснило ей сотню в своё время едва замеченных и тут же забытых совпадений, которые теперь обретали смысл.