Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого - страница 4

Василий поставил серебряный поднос на край камина и помог хозяину натянуть халат и обитые мехом домашние туфли, затем постелил на стол белую скатерть, перенес туда поднос и пододвинул стул.

— Прошу, господин граф.

Себастьян вспомнил, что накануне раболепный Василий и прочие слуги проявили благоразумную осторожность, они не особенно спешили прийти на помощь своим хозяевам. Может, были подкуплены? Это следовало проверить. Себастьян сел, развернул салфетку и отпустил Василия.

— Придешь через четверть часа, поможешь мне умыться, — велел он.

Слуга поклонился, подобрал валявшееся на полу запачканное кровью полотенце и вышел.

Себастьян нахмурился; теперь он начинал немного лучше понимать, почему баронесса и принцесса Анхальт-Цербстская так настаивали, чтобы он приехал в Россию. Предстояла жестокая, даже кровавая битва. У русских коронация редко когда происходила мирным путем, и Себастьян хранил в памяти рассказы баронессы о страшных страницах истории Романовых. Когда Петр Великий и его брат Иван были названы наследниками трона, стрелецкий полк взбунтовался против предполагаемого заговора с целью отстранить от правления их покровительницу, регентшу Софью. Последовала кровавая резня: разъяренная толпа вытащила из дворца одного из дядьев наследников и зарубила топором. Та же участь постигла и друга Петра, Артамона Матвеева, изрубленного на куски прямо на глазах молодого человека. Без сомнения, Петр, хотя его и называли Великим, после этих событий потерял рассудок, потому что и он, охваченный губительным безумием, подверг пыткам, а затем и убил собственного сына Алексея.

Себастьян налил себе чаю.

«Эта династия плохо кончит, — подумал он. — Проклятие детоубийства не смывается. Убить собственного сына — смертный грех».

Итак, в данный момент сторонники Екатерины нуждались в многочисленных союзниках. А в России, разумеется, таковых нашлось бы не слишком много. Вряд ли кто из влиятельных особ решится бросить вызов политике Елизаветы. Она, фанатично преданная памяти отца, Петра Великого, и неустанно пекущаяся о продолжении династии Романовых на троне, считала, что великий князь Петр, Романов по линии своей матери Анны, должен взойти на трон, когда ее самой уже не будет. Вот и все! Но очевидно, что претендент не устраивает ни принцессу Анхальт-Цербстскую, ни ее дочь, ни братьев Орловых.

В дверь постучали.

— Теперь вода в самый раз, — сообщил Василий. — Граф желает, чтобы я помог ему умыться?

Застигнутый врасплох, Себастьян проглотил последнюю виноградину, налил себе еще полчашки чая и ответил:

— Да. Через пять минут.

Себастьян прошел в небольшую комнатку, служившую туалетной, куда Григорий Орлов велел поставить — специально для него — стул с отверстием, и вновь погрузился в размышления. Вот какой вывод можно было сделать после этого памятного вечера у великого князя: супружеская пара Петр — Екатерина представляла собой бомбу, которая грозила взорваться сразу после коронации.

Себастьян поднялся, чтобы приоткрыть круглое слуховое окно и проветрить комнатушку, затем поспешно закрыл его: московский воздух в октябре 1761 года был сырым и холодным. Он позвал Василия и, сняв с его помощью халат, уселся на низкий табурет, стоявший прямо в широкой плоской лохани. Василий стал обливать графа теплой водой.

— У вас нет ни царапины, — с восхищением проговорил Василий.

— Полагаю, у тебя тоже, — заметил Себастьян с сарказмом.

— Нам, господин граф, не полагается вмешиваться, когда господа дерутся.

Ничего себе! Так, стало быть, нападающие были из благородных? Интересно, откуда этот болван знает?

— Как себя чувствует наш хозяин?

— Я только что слышал его голос. Вроде весел и бодр, слава богу.

— Известно, кто были эти негодяи?

— Да, утром приходила полиция, она их опознала. Это были князь Меншиков и его брат, а еще барон Лефорский. Говорят, они были пьяны.

«Удивительно, как ловко пьяницы могут карабкаться по стенам домов ради заурядного убийства!» — подумал Себастьян. Но вступать по этому поводу в дискуссию с Василием он, разумеется, не собирался.

Пока Себастьян намыливал грудь, слуга вымыл ему спину, сполоснул и вытер. Затем, закутавшись в махровую простыню, Себастьян вернулся в спальню, удобно устроился в кресле и отдал себя в руки призванного цирюльника.