Сенсация - страница 13

– Но лорд Коппер считает, что его сотрудники должны выполнять свой долг там, где этого требуют интересы газеты. Не думаю, что он станет держать на службе человека, в чьей лояльности у него возникнут сомнения, – чем бы тот ни занимался.

– Вы хотите сказать, что, если я не поеду в Эсмаилию, он меня выгонит?

– Да, – сказал мистер Солтер. – Именно это я… то есть лорд Коппер, хотел сказать… Советую вам выпить еще стакан портвейна, прежде чем мы вернемся в редакцию.

Квадратное окно, помещенное неизвестно почему на уровне плеча сразу над низкой деревянной панелью, окаймленное снаружи плющом; сучья видневшейся сквозь него гигантской араукарии; полоска выцветших обоев, на которых висела акварель, изображавшая местную церковь и созданная мисс Скоуп, когда она была еще хоть куда, маленькая полка наобум собранных книг, чучело хорька, чья смерть от крысиного яда омрачила когда-то пасхальные каникулы, которые он, ученик частной школы, проводил дома, – вот что приветствовало Уильяма справа и слева, когда он просыпался в Таппок-Магна.

Наутро после встречи с мистером Солтером он со вздохом облегчения пробудился от кошмара, в котором его, в тысяче жутких обличий, преследовал лорд Коппер, и не увидел ничего, кроме черной тьмы. Сначала он подумал, что до рассвета еще несколько часов. Затем вспомнил, что на дворе лето, вспомнил и те страшные предутренние часы полусна-полуяви, когда он – в золотистом оперении сойки – бежал барсучьими ходами, и с ужасом подумал, что ослеп. Затем – что сошел с ума, поскольку ему стало казаться, что в нескольких дюймах от его уха пронзительно звенит звонок. Сев в постели, он обнаружил, что гол по пояс и вообще гол (это подтвердило дальнейшее исследование). Протянув руку, он обнаружил телефон. Когда он снял трубку, звонок перестал звенеть, а женский голос произнес: «Соединяю с мистером Солтером». И тогда Уильям вспомнил чудовищные события прошлого вечера.

– Доброе утро, – сказал мистер Солтер. – Решил позвонить пораньше. Вы, наверное, рано поднимаетесь? To-се, коров подоить, лисицу загнать, верно?

– Нет, – сказал Уильям.

– Нет? Гм, я тоже в редакции раньше одиннадцати не появляюсь. Хотел узнать, все ли вам ясно относительно поездки или у вас все же есть какие-нибудь вопросы?

– Да.

– Я так и думал. Приезжайте в редакцию, когда будете готовы.

Пошарив в темноте, Уильям нащупал один из дюжины выключателей, управлявших освещением различных частей спальни. Он обнаружил свои часы и выяснил, что уже десять. Он обнаружил длинный ряд кнопок и вызвал коридорного и официанта.

Накануне он был слишком полон новыми впечатлениями, чтобы обратить внимание на комнату, куда его в конце концов доставили. Это произошло в два часа ночи. После ужина они вернулись в «Мегалополитан», и Уильяма с головокружительной скоростью повели по каким-то комнатам. Его познакомили с ответственным редактором, с помощником ответственного редактора, с художественным редактором (который выдал ему фотоаппарат), с бухгалтером, с советником по иностранным делам и с множеством мужчин и женщин, которые явно неплохо зарабатывали, но не имели определенных обязанностей. Они как из-под земли выскакивали перед теми официальными лицами, с которыми разговаривал Уильям. Он подписал контракт, страховку, расписки за фотоаппарат, пишущую машинку и целую кипу билетов и аккредитивов на сумму в тысячу фунтов. До гостиницы он добрался в полуобморочном состоянии. Там его ждали. Кто-то довел его до лифта, вознес наверх, затем провел по белому, неестественно тихому коридору и оставил в номере с одним только желанием – как можно скорее заснуть и проснуться в знакомой обветшалой обстановке Таппок-Магна.

Комната была большой и безупречной. Психолог, выписанный из Кембриджа, выполнил интерьер в двух цветах – фуксии и гуммигута, ибо, как показали эксперименты на мышах и домашней птице, эти цвета вызывают состояние тихого, сдержанного ликования. Ежедневно ковер, портьеры и мебельная обивка подвергались тщательному осмотру и потому находились в прекрасном состоянии. В углу стояло специально подобранное растение, которое «дополняло» атмосферу. Мятая одежда Уильяма валялась на фуксиевом ковре. Пишущую машинку и фотоаппарат ночной провожатый спрятал неизвестно куда. Туалетный столик был оснащен лампой дневного света, чтобы женщины, ложась спать, могли загримироваться под утреннее освещение, но на нем не было ни единой щетки.