Сентиментальный день директора - страница 3
Галя, легонько цокая каблучками, подходит к столу, принеся с собой невнятный запах не то весенней травы, не то молоденького сенца.
«Духи такие, что ли, придумали?» Ивану Тимофеевичу делается почему-то грустно. Он сам удивляется этому, необычному для него чувству.
— Дайте мне протокол последнего производственного совещания.
А сам думает: «На кого она похожа?.. А ведь она на кого-то похожа… На дочку?» Сквозь ресницы он смотрит вслед секретарше.
Галя приносит папку.
— Привыкли к работе? — спрашивает он как можно приветливее.
— Почти. Только еще не запомнила всех инженеров, начальников…
— Ну, это не велика беда. Запомните… Вам не трудно?
— Да нет, вообще-то…
Голос у Гали чистый, серьезный, и вся она умная, серьезная. И опять в душе прокатывается что-то тревожное, смутное, как шум в вершинах сосен. «Странно, но она все-таки на кого-то похожа»…
— Хорошо, — он разворачивает папку. — Спасибо.
Галя уходит.
Легкий запах свежей травы, оставшийся после секретарши, внезапно сгустился, стал сильнее, перед глазами Ивана Тимофеевича зазеленело, запестрело. Он вспомнил поляну в березняке. И тут перед ним возникла Зина… Зиночка Тромбицкая… Студентка. Такие же очи, как у Гали, такие же косы, такая же походка… Он тогда учился в Томске, в технологическом, а она — в пединституте…
В открытое окно доносятся приглушенные звуки завода: треск электросварки, гулкие удары молотка по котлу, рокот станков и моторов.
Иван Тимофеевич снова вызывает Галю и просит никого не пускать.
— Я ушел. Поняли?
Он пристально глядит на Галю.
— У вас нет ли родственников по фамилии Тромбицкие?
— Нет. А — что? — слегка удивляется Галя.
— Вы очень похожи на одного человека. А впрочем, это так… пустяки…
Галя уходит.
Иван Тимофеевич в открытое окно видит плывущие кучевые облака. Он думает, что уже давно не был в лесу, у костра, на реке. Вспомнилось: мрак под кедрами такой, что он не видит лица рядом сидящей. А это — Зина. И какая же чернота и теплынь под этими раскидистыми, дремучими кедрами. Так же черны и теплы ее волосы.
Чуть-чуть светлея, выделяется озеро. Далеко по берегу пылают малюсенькие костерки рыбаков… И шепот, и смех… И, конечно же, целовались вовсю. Куда от этого денешься? Молодые были!
А как все началось? Не забыл ведь до сих пор… Частенько он сиживал с учебником в знаменитой университетской роще. И как-то заприметил проходившую мимо студентку с длинными косами. Его сначала удивила ее походка — летучая, легкая. Просто необыкновенная была походка у девчонки. Вот уж никогда он не думал, что походка может быть одно загляденье. Да еще эти косы, модные в то время, пестрое платьице и лицо цыганочки. И вдруг она, после двух-трех безмолвных встреч, показалась Ивану какой-то единственной среди студенческой толпы. Да чего там, во воем городе такой не было! Что ты будешь делать! Вот взяла и выделилась девчонка из многих тысяч. Не из робких он был, Иван Кравцов. Как-то подсел к ней на скамейку. (Она тоже приходила в рощу с учебниками). Подсел да и высказал ей все с восхищением.
— А я знаю тебя, — оказала она весело. — Ты часто выступаешь на студенческих вечерах. На баяне играешь.
А дня через два, на концерте, после выступления Ивана, юркнула какая-то девчушка за кулисы, сунула ему три вишневых георгина и удрала. А к цветам была записка прикреплена: «Приходи завтра в читальню после обеда».
Вот так и начались их встречи…
Но поскупилась судьба, немного отпустила им встреч. Она скоро преподнесла разлуку, да еще какую!..
Из памяти, видно, никогда не сотрется Томский аэроклуб… Большое, сумрачное фойе полно парней с вещмешками. Среди них и он, Иван Кравцов. Война. И все они мобилизованы. Матери, отцы, жены, сестры толпятся при входе в клуб. А его провожает только Зина. Родители далеко — в деревне. Иван и Зина вышли из клуба и сели на камень у забора. Да так и просидели целый день, прижавшись друг к другу. Только под вечер раздалась команда строиться.
— Больше я тебя не увижу, чует мое сердце, — шептала плачущая Зина. — Нет-нет! Ты не погибнешь, а просто годы и расстояния разведут нас. Я это знаю, я это чувствую.