Сентябрьский декабрист - страница 4

–О, Боже, простите, так неловко, – произнесла незнакомка.

Оказалось, что бахрома бального шарфа девушки накрепко закрутилась на пуговице. Молодой человек взглянул на незнакомку, нервно пытающуюся освободить свой шарф. Ею оказалась миловидная девушка, которая, на секунду подняла свои большие черные глаза на него, залилась краской и продолжила попытки размотать бахрому.

– Позвольте мне попробовать? – ответил офицер, мягко отстранив ее руки.

–Катрин, в чем дело? Кондратий Федорович с Костей уже заждались нас, – с лестницы спускалась, ушедшая вперед мать девушки.

В это время молодой человек ловко распутал бахрому и поправил мундир.

–Небольшой казус с шарфом, madam, – произнес он, – Позвольте представиться, Новосельцев Владимир Дмитриевич.

–Чернова Аграфена Григорьевна, – сурово произнесла дама, протянув молодому человеку руку для поцелуя, – А это моя дочь, Екатерина Пахомовна. Идем, Катрин, нас ждут.

–До свиданья, – произнесла девушка и ловко прошла мимо Новосельцева, оставив после себя легкий аромат миндаля.

– Аграфена Григорьевна, – Новосельцев в два шага догнал поднимающихся дам, – Я смею надеется на тур вальса с вашей дочерью.

–Разумеется, – сухо ответила старшая Чернова, с трудом скрывая раздражение от навязчивого юноши.

Катя, Катенька, Катюша!.. Вся жизнь молодого человека слилась в этом имени в один день. Уже меньше чем через месяц после знакомства Владимир сделался постоянным гостем в доме Черновых. И вот он уже мчится по свежему сверкающему на солнце снегу в Москву к матери, сообщить о самом важном решении в его жизни.

Это случилось, когда он навещал Катю в их имении Большое Заречье, близ села Рождествено. Аграфена Григорьевна, сперва невзлюбившая Владимира, теперь полюбила его, едва не больше, чем родных сыновей. Ее муж – отставной генерал Пахом Кондратьевич, был более сдержан, но и он не мог отрицать, что Новосельцев – блестящая партия для его дочери. Младшие Черновы: Владимир и Николай, были в восторге от нового знакомого, лишь узнав, что тот вживую видел государя.

В тот день после обеда Катишь музицировала. Не отводя глаз от тонких пальчиков, бегающих по клавиатуре, Новосельцев не заметил, как mama, отослала куда-то мужа, а затем и сама ушла, якобы распорядится на кухне. Младшие братья дрались на верху, и это значило, что они остались одни. Новосельцев давно уже ждал, когда ему дадут такую возможность и прекрасно знал, что должен сделать. Он видел, не мог не видеть, что его чувства взаимны, посему отказа нечего было бояться. Однако беспокойство перед решающим броском никак не покидало его. Сделав над собой усилие, юноша почти бесшумно подошел к фортепиано, положив локоть на крышку. Катя оборвала игру, но поднять голову от клавиш не решилась.

– Catiche, – начал он было по-французски, но получилось так искусственно, и он решил продолжить на русском, – Катя, – сказал он, так нежно, как только мог.

Она подняла на него свои большие глаза, в которых читался испуг, но потом резко встала, громко закрыла клавиши и вновь посмотрела на него, но уже с мягкой игривой улыбкой на лице.

–Вы никогда не называли меня раньше. Есть особый повод?

–Да, я право не знаю, как начать.

Катя ловко вышла из-за инструмента и оказалась совсем рядом с Новосельцевым.

–У Вас такое глупое выражение лица, бут-то вы собираетесь сказать, что любите меня?

После такой дерзкой провокации с губ могло сорваться лишь одно слово.

–Люблю, – тихо произнес Новосельцев, – больше жизни, Катенька, – он поднес ее руку к щеке, – Решайте же мою судьбу.

Катя руки не отдернула, она с трудом сдерживала улыбку на своем лице и чувствовала себя в эту минуту словно генерал, выигравший сражение. Дерзость, которую подсказала на днях маменька, удалась. Иного пути растормошить этого нерешительного увальня, как называла Владимира Аграфена Григорьевна, она не видела.

–Тут и решать нечего, – девушка смущенно опустила глаза в пол.

И вот уже несколько дней, Владимир не помнил себя от счастья. Он летел в Москву, привести все дела в порядок и известить всех родных и друзей. Свадьба назначена была на январь.