Сербия в Великой войне 1914 – 1918 гг - страница 21

. Так исчезла почти идеальная возможность, чтобы Балканский кризис стал своего рода «спусковым крючком» для войны, которой хотела Германия.

Однако эти события привели к тому, что Двойственный союз Германии и Австро-Венгрии впервые из оборонительного превратился в наступательный блок для «достижения побед». Германия пыталась заявить о себе как великой державе и в 1911 году, во время второго Марокканского кризиса. То, что Франция решила отправить свой военный контингент и Марокко для подавления восстания, она интерпретировала как нарушение подписанных ранее соглашений, с учетом расширявшегося влияния Франции в Марокко, требуя для себя компенсации во французском Конго. В итоге, после угроз оружием и демонстрации сил, кризис был разрешен мирным путем. Германия получила небольшую часть французского Конго, но ее агрессивная политика повлияла на укрепление союза Великобритании с Францией.

Марокканский кризис показал. что Германия мажет рассчитывать на полную поддержку Австро-Венгрии только в случае возникновения нового кризиса на Балканах, в котором Двойная монархия была заинтересована. Несколько лет спустя, когда начались Балканские войны, Германия была готова, как утверждали ее военные верхи, вести войну на два-три фронта. Однако в том, 1912-м, году не появился достаточно «удобный момент», чтобы начать войну.

Между тем, Вена старалась найти убедительный повод, чтобы использовать Германию для осуществления своих планов на Балканах. Победа балканских союзников, особенно Сербии. представляла угрозу Двойной монархии. В Вене Сербию воспринимали как врага, который оказался на пути дальнейшего расширения империи Габсбургов. Там считали, что она свое национальное меньшинство и остальных югославян подстрекает к бунту против Австро-Венгрии, а сейчас нужно воспользоваться ее изнуренностью от войн. В повестке дня истории оказался вопрос о начале войны. Это было не в интересах Сербии, а вот Германия и Австро-Венгрия стремились именно к такому развитию событий, что в декабре 1912 года подтвердил и Военный совет в Берлине, потребовав от Министерства иностранных дел, чтобы оно поспособствовало возникновению дипломатического кризиса, который может быть использован как повод для превентивной войны. Осенью следующего, 1913, года Вильгельм II во время встречи с австро-венгерским престолонаследником Францем Фердинандом и министром иностранных дел графом Леопольдом фон Берхтольдом пришел к выводу, что Австро-Венгрия находится под «невыносимым» давлением славянского населения. Поскольку он в своей надменности придерживался мнения, что «славяне рождены, чтобы не хозяевами быть, а слугами», то решил, что у Австро-Венгрии «с Сербией не может быть отношений иных, нежели отношения зависимости — меньшего от большего, как в системе планет». А в том случае, если Сербия не проявит покорности, ее нужно принудить к этому. Наказ, который он давал Вене, выражался следующими словами: «Если Его Величество император Франц Иосиф чего-то требует, сербские власти должны покориться; а ежели этого не сделают, тогда Белград нужно подвергнуть артиллерийскому обстрелу и держать его осажденным до тех пор, пока не будет исполнена воля Его Величества… Можете быть уверены, что я стою за вами и готов взяться за саблю в любой момент, когда в соответствии с вашими действиями это станет нужным»[58].

Хотя приведенные слова дипломатичными назвать нельзя, они соответствовали несдержанному характеру Вильгельма II. С другой же стороны, отражая попытку улучшить охладевшие за лето отношения с Веной, они ясно указывали на политическую ориентацию, которую следовало избрать[59]. В декабре 1913 года Вильгельм II до ведома австрийской стороны еще раз довел, что «сербы должны быть запряжены в воз Монархии так или иначе». Резкость, с которой он относился к сербам, вытекала из глубокой антиславянской настроенности, а также из того, что в Сербии он видел представительницу России на Балканах[60].

Судьба Габсбургской монархии, самой верной союзницы Германии, на протяжении десятилетий зависела от ее внешней политики и от поведения народа внутри ее границ. Оба фактора стабильности государства в последние десятилетия XIX века и в первые годы XX века подвергались серьезным испытаниям