Сердце Ангела. Преисподняя Ангела - страница 36

– Если что вспомните – звоните.

Звонить Больц не обещал, но и карточку не порвал. Значит, был шанс.

Я позвонил Миллисент Крузмарк из первой же телефонной будки, но никто не ответил. Ну и черт с ней. И так день задался – не продохнуть. В конце концов, детективы тоже люди, можно и отдохнуть часок. По дороге в Манхэттен зашел в Хайтс и устроил себе рыбный пир в ресторане Гэйджа и Толлнера. После лососины на пару и бутылки холодного шабли жизнь уже не казалась мне путешествием по дну сточной канавы.

Ножка попал на третью страницу «Дейли Ньюс»: «Кровавое жертвоприношение вуду». Об орудии убийства ничего не говорилось. Тут же были две фотографии: выведенные кровью каракули и Ножка, играющий на фортепиано. Труп обнаружил Ножкин же гитарист, заехавший за боссом перед работой. В полиции с него сняли показания и отпустили с миром. Подозреваемых не было, хотя в Гарлеме хорошо знали, что Ножка давно уже был членом тайной секты вуду.

Я оставил машину на стоянке возле гостиницы «Челси» и на метро поехал в центр. В вагоне я и прочитал про Ножку.

Первая остановка – Публичная библиотека. Помотавшись от библиотекаря к библиотекарю, я сумел наконец сформулировать вопрос и был вознагражден телефонным справочником Парижа. Некая М. Крузмарк жила на рю Нотр-Дам-де-Шанз. Я записал все в блокнот.

По дороге в контору я присел на скамейку в парке Брайант, выкурил одну за другой три сигареты и заново выстроил картину событий. У меня было ощущение, что я гоняюсь за тенью. Джонни Фаворит жил в странном, подпольном мире вуду и черной магии. Когда он уходил со сцены, начиналась другая жизнь. Тайная. С черепом в чемодане и невестой-ясновидящей. С посвящением в вуду. Хунси-босал. Ножка заговорил, и его убили. Фаулер тоже был как-то в это замешан. Джонни Фаворит отбрасывал длинную тень.

Когда я добрался до конторы, был уже почти полдень. Я перебрал почту, нашел чек на пятьсот долларов от Пиппина и компании, смел остальное в корзину и позвонил в службу секретарей-телефонисток. Никто мне ничего не передавал. Правда, утром три раза звонила какая-то женщина, отказавшаяся назваться или оставить номер телефона.

Затем я позвонил в Париж Маргарет Крузмарк, вернее, провел двадцать минут в безуспешных попытках ей дозвониться: телефонистка по ту сторону океана повторяла, что номер не отвечает. Далее я связался со Штрейфлингом и поблагодарил за чек. Поверенный поинтересовался, как идут дела, и я ответил, что идут хорошо и что мне надо бы поговорить с Цифером.

– Господин Цифер будет сегодня у меня в конторе по делу, я ему передам.

Я поблагодарил Штрейфлинга, и мы церемонно попрощались.

Я уже натягивал пальто, когда зазвонил телефон. Подхватив трубку на третьем звонке, я услышал голос Епифании Праудфут.

– Мне надо с вами встретиться прямо сейчас, – выдохнула она.

– Что такое?

– Не хочу по телефону.

– Ты откуда звонишь?

– Из аптеки.

– Тогда не торопись. Я сейчас выйду перехвачу что-нибудь, а ты подъезжай ко мне в контору в четверть второго, идет? Как ехать, знаешь?

– У меня ваша карточка.

– Ну и хорошо. Через час жду.

Она молча повесила трубку.

Прежде чем уйти, я решил припрятать чек, полученный от Штрейфлинга. Я встал на колени перед сейфом, и тут в приемной послышался свист пневматической дверной пружины. Клиентам я всегда рад, и на двери у меня под названием конторы написано «добро пожаловать», однако же клиенты, как правило, стучат, прежде чем войти. Если же посетитель вваливается без стука, это означает либо, что он из полиции, либо, что стряслась какая-то неприятность. А иногда и то и другое сразу.

На сей раз незваным гостем оказался полицейский детектив в штатском. Его мятый серый габардиновый плащ был расстегнут и являл свету бурый шерстяной костюм с узкими и короткими брючками, из-под которых выглядывали белые спортивные носки и ботинки в дырочку.

– Ангел? – пролаял полицейский.

– Ангел.

– Я лейтенант Стерн. Это мой напарник сержант Деймос. – Стерн кивнул в сторону двери, где с мрачной миной застыл громила, одетый как портовый грузчик.

Для встречи со мной Деймос надел вязаную шапочку и толстую фланелевую куртку в черно-белую клетку. Он был гладко выбрит, но зарождающаяся щетина уже чернела сквозь кожу, как пороховой ожог.