Сердце матери - страница 17

— Мыть руки — и за стол! — говорит Саша, осторожно опуская Маняшу на пол, и бежит наверх положить на место портфель с книгами.

Последней приходит Аня.

И вот все за столом. Нет только Ильи Николаевича, он в разъезде по губернии. Когда отца нет дома, его во всем заменяет Саша.

Зоркий глаз матери подметил, что старший сын чем-то взволнован. Вот уже шестнадцатый год пошел ему, а мать не может вспомнить, чтобы он чем-то огорчил ее. Он не любит ласкаться, как все другие ее дети, всегда ровен, спокоен и послушен. Но покорным назвать его нельзя. «Я сам» — это были его первые сознательные слова. «Я сам буду есть ложкой… сам справлюсь с пуговицей… сам зашнурую ботинки… сам застелю постель… сам решу трудную задачу. Я — сам». Однажды она увидела, как Саша — ему было тогда три года — складывал из кубиков картинку. Пыхтел, мучился — не мог подобрать кошке ногу. Мать долго следила за мальчиком и решила помочь ему: взяла кубик, перевернула и поставила на место. У кошки появилась четвертая лапа. А Саша вдруг обмяк, вскинул темные глаза на мать, и она прочла в них упрек: она оборвала его пытливую мысль. «Я ведь хотел сам», — тихо сказал он. И это был урок для молодой матери.

Саша отличался отменным здоровьем, был сильным мальчиком, но эта сила таилась в нем, он словно стеснялся ее. С младшими был осторожен, никогда не повышал голоса, но все дети его беспрекословно слушались. Даже Аня уступила ему старшинство в семье, часто советовалась с ним, спрашивала его мнение.

Саша аккуратно ходил с отцом в церковь, знал наизусть все молитвы, хотя постоянно старался понять их суть и как-то долго допрашивал отца, что такое «иже еси на небеси». С третьего класса гимназии увлекся книгами по физике, астрономии, в летней кухне стал заниматься химическими опытами. И вот недавно, когда Илья Николаевич собирался в церковь, Саша подошел к отцу и мягко, как только он умел, но решительно сказал: «Папа, я не пойду в церковь». — «Ты чем-то занят, мой мальчик?» — спросил отец. «Нет», — коротко ответил сын. И еще несколько раз отец звал его в церковь, и наконец Саша сказал: «Я больше не буду ходить в церковь». Отец понял, что это не каприз ребенка, а решение юноши, решение зрелое. «Ну что ж, неволить не буду», — вздохнул он. Саша видел, что отец огорчен, но даже ради него, любимого отца, он не мог поступиться собственными убеждениями.

Сегодня Саша чем-то обеспокоен, что-то упорно решает для себя, даже не расслышал вопроса Володи — пойдет ли он завтра на каток. Обычно все дети рассказывали, что произошло в гимназии. Так было и на этот раз. Только Саша молчал.

После обеда Володя с Олей повели малышей наверх укладываться спать. Мария Александровна с Аней убирали со стола. Саша взял из рук сестры тяжелую стопку тарелок и понес на кухню.

— Мне кажется, у Саши какие-то неприятности, — сказала мать. — Но не будем у него выпытывать. Если найдет нужным, расскажет сам.

Саша вернулся в столовую. Преодолел минутное колебание и спросил:

— Мамочка, Аня, у вас есть несколько минут? Я хотел бы прочитать вам свое сочинение.

Мать и сестра охотно согласились послушать.

Саша побежал на антресоли за тетрадкой и привел с собой Володю.

Мария Александровна подкрутила фитиль в лампе, чтобы было светлее. Все уселись за стол. Саша раскрыл тетрадь, Володя заглянул в нее. Густо исписанные лиловыми чернилами глянцевитые страницы привлекали внешним видом.

— Нам задали сочинение на тему: «Что требуется для того, чтобы быть полезным обществу и государству». Я написал так, как понимаю свой долг перед обществом и государством, — сказал Саша.

— За этим сочинением ты и засиживался последние ночи? — спросила сестра.

— Да. Очень много думал: ради чего человек живет? Ради чего живу я? Сегодня нам раздали тетради. Господин Керенский поставил мне за сочинение четверку.

— Тебе — четверку? — изумился Володя. — Это несправедливо!

— Не спеши судить, — ответил Саша. — Меня огорчила не отметка, а озадачило замечание Федора Михайловича, что у меня в сочинении отсутствует главная мысль, а какая, он не сказал.

— Почитай, дружок, может, вместе и разберемся. — Мария Александровна взяла корзиночку с вязаньем — руки у нее всегда должны быть заняты.