Сердце не камень - страница 7

Вот я каков, но тут примешивается эта паршивая гордость, или жалость, или назови это как хочешь, которая высовывает свой нос именно тогда, когда не надо, и заставляет меня делать такие вещи, каких я никогда не стал бы делать по собственной воле, я хочу сказать, по своей НАСТОЯЩЕЙ собственной воле. Потом, конечно, я сожалею, называю себя дураком и пижоном… Да. А сегодня это происходит так.

Я кладу ей руку на плечо с видом старшего брата и говорю:

— Поехали ко мне. На эту ночь. Чтобы вы успели прийти в себя. Завтра вы сумеете что-то придумать.

Вот. Я это сказал.

Она поднимает голову, поворачивает ее, я стою слева от нее, она К смотрит на меня снизу вверх с серьезным видом, без удивления, без облегчения, просто смотрит. Она говорит:

— К вам? А что у вас?

— Квартира.

— В муниципальной многоэтажке?

— Вот именно. Две комнаты. Там небольшой беспорядок, но я сумею освободить местечко для вас.

— А ваша жена, ваши дети? Что они скажут?

— Я живу один.

— А как мы туда доберемся?

Да, действительно. Я об этом не подумал. Ни один таксист никогда не согласится. Еще одна проблема. Я говорю:

— Нужен будет маленький грузовичок.

— Да, действительно.

Вообще-то грузовичок можно взять напрокат. Даже наверняка. Где-нибудь здесь. О-ля-ля, как все это сложно. Я никогда этим не занимался.

— Мадам, месье…

Это та девчушка. Смотрите-ка, она все еще здесь? Полиция уехала, все уже разошлись, больше ничего интересного. Она поднимает руку, Как в школе. Дама вся внимание. Я тоже.

— Вы знаете, у меня дядя, он бакалейщик, на соседней улице, тут, совсем рядом. У него есть грузовичок… Если вы хотите, я у него попрошу. Он согласится, это точно. Он всегда соглашается. Хорошо?

Кошкина мамаша ожила. Она вскочила на ноги одним движением. Саша, которого она все еще держит на поводке, подпрыгивает, удивленный, и коротко взлаивает. Его хозяйка бросается на шею малышки, награждает ее двумя звучными поцелуями:

— Вы такая… Вы чудесная! Пошли скорее туда!

Она поворачивается ко мне, показывает на корзинки и все остальное.

— Я могу их вам доверить?.. Но может быть, вас где-то ждут?

Нет, меня не ждут. Я пожимаю плечами и говорю:

— Ладно. Не беспокойтесь.

Появляется полицейский. Не из сил порядка, один из тех, что но­сят плоские фуражки по теперешней форме. Это не значит, что я без ума от кепи, в нем или без него полицейский остается полицейским, то есть врагом, но кепи имело такой нашенский вид, типа народного костюма, вроде высоких касок английских полицейских, а фуражка совсем другое, она обезличивает, превращает своего владельца в стандартного полицейского-космополита, живущего на взятки и занимающегося сомнительными делишками, это подражание генералам хунты в огромных фуражках, в общем, таково мое мнение. Я предполагаю, дает о себе знать шовинистическая сторона моего характера. Что толку, подобно Брассенсу всем сердцем презирать "счастливых дураков, родившихся где-то там"[1], что толку, что толку, старые рефлексы тут как тут, поднимаются со дна болота. Ладно. Полицейский. В фуражке. Который объявляет:

— Вы не должны оставлять все это здесь. Вы загораживаете проход.

— Ох, сейчас, дайте пять минут…

— Вы все так говорите. Знаем ваши пять минут. Давайте убирайте!

Я бормочу: "Ладно, ладно…", чтобы спасти лицо — эта чертова мания спасать свое дурацкое лицо! Еще один идиотский рефлекс на уровне рептилии! Так происходит всегда, когда сдаешься по всем фронтам кротко подставляя задницу, считая, что спасаешь его, это лицо! — и я старательно располагаю все барахло вдоль стены, чтобы ничего не выступало. Но полицейский, которому вообще-то было на все глубоко на­плевать, а придрался он только для того, чтобы испробовать действии своей власти, не заржавела ли она, уже развернулся и удалился, чтобы пристать к кому-нибудь другому. А я жду, сам себе не веря. Я спрашиваю себя, что я здесь потерял, в какую многосерийную переделку еще раз вляпался. Моя дурная голова… Через дырочку в корзинке я пытаюсь пощекотать кота с бульдожьей сплющенной мордой, густо обросшей шерстью, а противная зверюга цапает меня за палец острейшими когтями, подтягивает его к клыкам, а затем, ам, кусает, сильно и глубоко. Какова дрянь!