Сердце осы [СИ] - страница 6

— Стреляем по моей команде! Девушка, отойдите, или я сам вас заберу. Хватит глупостей, вы рискуете жизнью!

— Дайте мне мяса. Много мяса. Я приведу тигра домой, — загорелые руки Ленуры обладали могучей силой, зверь остановился, как вкопанный, понурил лобастую голову. Опасным он больше не выглядел.

— Что вы стоите, идиоты?! — закричал человек в шляпе. — Найдите этой ненормальной мяса, сделайте что-нибудь!

— Вот закрою тебя на пятнадцать суток, научишься разговаривать с представителем власти при исполнении. Ишь, Запашный доморощенный выискался, — обозлился милиционер. — Как поступим, товарищ майор?

— Вы двое — марш в «Новый свет», возьмите говядины или что у них есть. Остальные будьте готовы открыть огонь.

— Есть, товарищ майор!

Свежей говядины в магазине оказалось немного, но и докторская колбаса, тигра вполне устроила. Дав бедняге утолить первый голод, Ленура поманила его за собой — дошли до угла, на кусочек, перешли дорогу — еще на. По счастью ни машин, ни автобусов по ходу движения не попалось — милиция перекрыла улицы. Из окон свесились любопытные с камерами и телефонами, самые смелые стояли в дверях подъездов и щелкали без разбора. Повезло им, что зверь не испугался ни вспышек ни резких звуков — удержать Одиссея в прыжке Ленура бы не смогла.

Покорный, словно, теленок, тигр, безропотно дал завести себя в клетку и защелкнуть замок. Оставлять животное за железными прутьями на сырой соломе не хотелось категорически, но иной помощи Ленура не в силах была ему дать. Жизни в могучем теле оставалось еще на несколько лет, а леса вокруг Феодосии не лучший дом для большого прожорливого хищника.

Проводив взглядом тигра, Ленура терпеливо выслушала благодарности, отвернулась от объектива фотокора газеты «Победа», отказалась от двух просьб подвезти и отправилась домой пешком — от Комсомольского парка недалеко. Абле она ничего не рассказала, однако скрыть происшествие не удалось.

На следующий день, после заката, долговязый (он оказался дрессировщиком) явился в дом Айше-аблы. С ним был пузатый, увешанный золотом балагур — директор шапито. Гости поставили на стол большой торт, достали бутылку шампанского и в два голоса они принялись убеждать старуху отдать дочку в цирковое училище, а еще лучше прямо в их заведение.

— Девочка прирожденная укротительница диких зверей, — восхищался долговязый, причмокивая, словно посасывал что-то вкусное. — Какая воля, какой темперамент! А внешность — с ее красотой за три года свой аттракцион появится.

— Сколько она у вас в киоске имеет? Гроши, — директор пошевелил пальцами, изображая жалкие копейки. — А ув цирке она за день сделает больше чем здесь за месяц. И питание, жилье, костюмы… мамаша подумайте за свою дочку!

У Ленуры не было ни малейших сомнений в ответе аблы, вопрос лишь, какую причудливую форму примет ее раздражение. Застучит ли она клюкой, забранится ли по-татарски или вспомнит русские словечки, пожелает ли нежданным гостям чуму, холеру и прыщей на голову или просто наплюет на пол? Однако Айше повела себя кротко.

— Скорей меня похоронят в собачьем рву, чем моя дочь без штанов станет выплясывать перед мужчинами! Нет.

— Вы отстали от жизни, мамаша, — возмутился директор. — Без штанов в стриптизе танцуют, а у нас сценические костюмы. Артисток обшивают лучшие модельеры, они ходят…

— Голые, — подытожила Айше. — Развратом занимаетесь и не стыдно?! Пошли вон!

— Бабушка просит вас уйти, — сказала Ленура. — Я тоже прошу. Дверь там!

Директор пожал плечами и поднялся, не забыв сунуть под мышку невскрытую бутылку шампанского. Долговязый попробовал подмигнуть, но увидел холодное лицо Ленуры и сник. Щелкнул замок входной двери. Абла встретила дочку свирепым взглядом:

— Опять взялась за свое, негодница?

— Абла, прости, виновата, — жалостно вздохнула Ленура.

— Не делай из меня дуру — я старая, но еще не выжила из ума. Помнишь, как мы из Старого Крыма сюда сбежали? Из-за чего помнишь? Мне без разницы, мне помирать скоро. А тебя люди, если прознают, с костями сожрут, снова бежать придется. Ну будет, будет, не подлизывайся, лиса!

Плавным движением Ленура обняла аблу, прижалась к худому, пахнущему лавандой плечу, поцеловала в мокрую щеку.