Сердце в подарок - страница 21

Недавно овдовевшая София вообще не сказала ей ни слова, и Оливия совсем не винила ее за это. На месте несчастной вдовы она поступила бы так же.

В общем, каким бы добряком ни был синьор Никколо, обстановка складывалась невыносимая. Да еще Оливия весьма неуютно чувствовала себя в своем мешковатом платье, особенно на фоне двух других женщин, элегантно одетых во все черное, как и следует при трауре.

Ей становилось еще хуже от взглядов, которые бросал на нее Чезаре. Тот, хоть уголки его рта и были неодобрительно опущены, глазами буквально раздевал ее.

В результате Пьетро остановил лакея, который на протяжении всего пиршества порхал вокруг стола, подавая бесчисленные блюда, доставлявшиеся с кухни, и обратился к отцу:

— Папа, ты можешь переутомиться. Роберто отвезет тебя в твою комнату.

Оливия неуклюже поднялась из-за стола, чувствуя, что вызванная нервным напряжением боль как жгутом сдавливает ее лоб. Пересохшими от волнения губами она прошелестела, ни к кому прямо не обращаясь:

— Мне тоже пора пожелать всем спокойной ночи. Большое спасибо, очень милый был обед.

Едва ли она проглотила больше пары кусочков. Блюда перед ней быстро сменялись одно другим, и Оливия только бестолково размазывала еду по тарелкам. Пошатываясь и сознавая, что ее слегка заносит, с затуманенными от стыда и унижения глазами, она пошла было вслед за единственным, кроме Марины, доброжелательно настроенным к ней в этой стране человеком, которого лакей Роберто увозил быстро и ловко. Неожиданно Пьетро сильно сжал ее локоть и произнес:

— Подождите. Вы увидитесь с отцом утром. Он и так достаточно поволновался за этот вечер. Я зайду за вами и его внуком в десять часов.

Понимая, что Пьетро прав — еще бы ему не быть правым, он всегда прав! — Оливия вся поникла, как только тот отпустил ее руку. Ей так хотелось от всего сердца пожелать синьору Никколо спокойной ночи и услышать в конце ужасного вечера хоть одно доброе слово. Конечно, это было эгоистично с ее стороны. Старый больной джентльмен заслуживал покоя, а тут этот приезд, который вынудил его представлять гостью своей сестре, племяннику и снохе, и терпеть эту жуткую атмосферу за обедом.

Опустив голову от безысходности, Оливия повернулась, чтобы уйти, и... наткнулась на нарядный пристенный столик с серебряной вазой, наполненной благоухающими цветами. Она автоматически извинилась. Хотя и понятия не имела, почему должна извиняться перед столиком и букетом цветов. Женщина истерически хихикнула, и в тот же миг ее глаза наполнились слезами.

— Вы пьяны?

Пьетро внимательно всматривался в ее лицо. Она покачивалась, словно с трудом удерживалась на ногах, и выглядела так, будто не может решить, смеяться ей или плакать, и поэтому делает и то и другое одновременно.

— Отнюдь, я совершенно трезва.

— Вы почти ничего не ели — я видел. А вино пили.

Если она задержится здесь достаточно долго, он начнет обвинять ее во всех грехах! От ярости Оливия почувствовала боль в груди. Она сделала глубокий вдох и вызывающе взглянула на него.

— Если бы вы внимательно наблюдали за мной, то знали бы, что я выпила всего глоток. Мне не понравился вкус сухого вермута. Я предпочитаю сидр. Сладкий сидр, — добавила она не без гонора и заметила, как сверкнули его глаза, и дрогнул широкий чувственный рот. Упрямо выпятив свой маленький подбородок, она продолжила: — Просто я устала, да и пора взглянуть, как там мой Тедди.

— Я провожу вас.

Оливия устало потерла глаза. Приступ ярости распалил душу, но запал прошел слишком быстро, и ей показалось, что внутри нее образовалась пустота. После всего пережитого не осталось сил спорить с Пьетро. Когда тот сильной рукой подхватил ее под локоть, она лишь жалко улыбалась, пока они шли по тихим, мягко освещенным коридорам. И все же наконец пробормотала:

— Не надо, я прекрасно дойду сама.

— Еще как надо. Вы же забыли свой моток ниток.

Тепло его руки внушало покой, неохотно признала Оливия, утешало уже само его присутствие. А она была слишком утомлена и удручена, чтобы искать оправдание такому бесхребетному признанию. Искушение прильнуть к нему пропитало, казалось, все поры ее тела, но, сжав зубы, мисс Добсон подавила его. Разве она не взрослая и ответственная женщина? Ей незачем прислоняться к кому бы то ни было! И думать она должна только о своем ребенке.