Серебряная цепь - страница 23

стр.

— Ты всегда очень мило ускользала от меня, моя любовь, но я больше не хочу ждать. — Под столом он коснулся коленом внутренней стороны ее бедра, и у Даны пересохло в горле. Она знала, что этот момент приближается, и вдруг почувствовала себя совсем ребенком. Его голос стал низким и хриплым: — Давай останемся здесь. Я больше не хочу ждать, я хочу заниматься с тобой любовью прямо сейчас.

— Я не могу, — ответила она почти шепотом.

— Почему? — его лицо вспыхнуло, и он разозлился. — Черт возьми, почему? Мы же помолвлены.

— Пожалуйста, Маршалл. Ты знаешь, я люблю тебя, просто… — Дана почувствовала дрожь во всем теле, она была одновременно и возбуждена и испугана. Она неловко подвинулась вперед на стуле, оперевшись на стол, и понизила голос:

— Ты знаешь, я еще никогда… — Злое выражение на лице Маршалла стало сменяться на приятное удивление и возбуждение.

— Ты шутишь. — Он радостно рассмеялся. Краска смущения залила ее грудь, шею, и она застенчиво кивнула. — Боже мой, ты еще девственница?! Не могу поверить! — Их головы почти касались друг друга над столом, и он медленно поглаживал ее ладонь. — Не бойся ничего. — Он улыбнулся и повторил еще раз, на этот раз особенно нежно: — Я научу тебя всему, что понадобится, — многозначительно пообещал он. — Ты просто создана для любви.

— Уже скоро. — Она протянула ему другую руку. — Очень скоро.

— Тогда, — он склонил голову и поцеловал ее руку, — нам лучше сначала пожениться, и поскорее. Тогда ты не сможешь сказать мне "нет".

Дана решила, что она самая счастливая девушка в мире, потому что всю оставшуюся жизнь проведет с этим волнующим мужчиной. Она вздрогнула и отвернулась от окна. Хотелось осчастливить его настолько, что он забудет те годы, когда он был единственным ребенком в семье и жил в особняке Фоулеров только с матерью и слугами вместо друзей. Он рассказывал ей о своем детстве, и она не переставала удивляться тому чуду, что двое людей с одинаковыми проблемами в прошлом нашли друг друга. Ей казалось, что он так же горько оплакивал потерю своего отца, как она — своих настоящих родителей, потому что он почти не говорил об этом.

Прошедшие четыре месяца с тех пор, как они встретились, распадались в ее мозгу на калейдоскоп сцен, и только Маршалл четко представал перед ней, всегда решительный и убежденный в своей правоте, обволакивающий ее своей силой воли. "Интересно, был ли кто-нибудь влюблен так же, как я", — думала она. Он околдовал ее, и она счастливо и зачарованно подчинялась его силе, его уверенности, его неприкрытой сексуальности. Больше всего она думала об их первой брачной ночи. Она представляла себя с ним в кровати, в запертой комнате, и все другое исчезало из ее мыслей.

Дана чуть не подпрыгнула от испуга, когда инструктор наклонился к ее холсту и стер ластиком черту на спине фигуры, которую она нарисовала. Она ожидала, что получит выговор за невнимательность к работе. У нее не было контакта с суровым и резким учителем рисования. Его замечания были едкими и обидными. Дана была самой младшей в группе и не могла понять, почему ее, первокурсницу, пригласили в коллектив особо одаренных.

— Довольно прилично. — Голос Леонарда Хоскинса ничего не выражал, но сердце Даны екнуло от его похвалы. — Здесь нужно побольше цвета, не бойтесь этого.

— Спасибо, — мягко сказала Дана. Она нервно дернула свои волосы, собранные в хвост, лента, поддерживающая ее прическу, развязалась, и светлые волосы рассыпались по плечам.

— Не надо меня благодарить, — резко сказал учитель и отвернулся, тяжело опершись на свою трость. — Просто нанесите там больше краски. — И повернувшись к ней спиной, проскрипел: — Вы делаете большую ошибку, что уходите. У вас есть талант.

Дана собралась объяснить свое решение, но он уже занимался с другим студентом, будто ее и не существовало. Она посмотрела на свое полотно более внимательно, надеясь, что сможет закончить его до весенних каникул.

У нее был небольшой опыт работы с масляными красками до того, как стала брать уроки у этого мастера. Много лет она рисовала акварелью и пастелью, используя то, чему ее научили в Чапине, все больше и больше развивала свой собственный стиль, но все-таки боялась рисовать на больших полотнах. Не было предела ее удивлению после того, как однажды ранним осенним утром на дорожке у здания колледжа ее остановил инструктор и отрывисто сказал, что она может посещать его занятия. Не дав ей что-нибудь ответить или задать вопрос, он повернулся и ушел.