Серебряная пряжа - страница 6
А Никитка на свою метелку понадеялся.
Дело у него колобком покатилось, без заминки, без задоринки. Каждые сутки воз отбеленного миткаля отправлял хозяину.
Завел Никитка такие порядки: с утра миткали раскатают, а в сумерки собирать их не велит и приглядывать не просит, сам за ночного сторожа остается. Все спят, а он возле села похаживает, миткали проверяет, своей метелкой обмахивает.
Зима словно по заказу установилась — тихая, днем солнышко, а ночью мороз. Все на руку Никитке. Стал он по слободке гоголем ходить, перед стариками шапки не ломает, шарабан себе заказал и на фабрику ездит.
Скоро еще сбавил цену и заставил всех за две копейки с куска гнуться.
Бабы подступили было к Никитке:
— Не по закону делаешь…
Просили они свое, а Никитка не больно дорожил ими:
— Если вам это дешево, я чужесельских найду. Только гукни — бегом прибегут.
Однако стали люди за ним подглядывать, что это он ночью, делает: не спроста миткали так белы. Видят — он метелкой по миткалям машет, а к чему это — не поймут.
Одни говорят — иней обметает, другие ладят — зельем каким-то кропит.
Пробовали допытаться:
— Что это у тебя, Никитка, за метелка такая, чем ты ее мажешь?
А Никитка в ответ:
— Такая метелка: кто спрашивает — по языкам бить, кто доглядывает — по глазам.
Выпала одна ночь — особенно лунная да морозная. После вторых петухов присел Никитка в солому, глядь — опять тот старик, в белом, словно из-под земли выскочил, сбросил поленце, миткаль скатывает. Скатал один кусок, за другой принялся. Никитка к нему:
— Здорово, дедка!
— Здравствуй мил-человек!
— Помирил сына с дочерью?
А старик и отвечает:
— День с ночью не помиришь.
— А теперь далече отправился?
— Кривду в поле ловлю, напал на след и иду за ней.
Так-то толкует, а сам третий кусок скатывает.
Никитка забеспокоился:
— Пошто ты их в одно место складываешь?
— Хочу взять у тебя, мил-человек, кусков пяток. Поди, не откажешь? Придется — расплачусь, а ныне ни семитки в кармане.
Никитка думает: то ли зайдет старик, то ли нет, а миткаль жалко. И говорит:
— Дал бы, дедушка, да ярлыки на каждый кусок выписаны. Как же я отчитываться буду?
— Ах, ярлыки, ну тогда не надо.
Старик больше ни слова не молвил, ушел.
Утром Никитка повез бель хозяину. И тут же у фабрикантов новые подряды взял на будущий год. Закупил пряжи, роздал по избам ткать. А настала зима, стал свои миткали настить. Мужиков с бабами подрядил. И все попрежнему ему удается: за сутки миткаль отлеживается.
Однажды ночью бродит он, как колдун, по гуменникам, наст похваливает, погоде подходящей радуется, на разостланные миткали поглядывает.
И видит: идет старик с метелкой. Одежда на нем обшарпанная, лохмотья по ветру вьются. Признал Никитка старика: тот самый. Поздоровались.
— Чьи миткали, мил-человек? — спрашивает старик.
— Мои! — басовито так, важно отвечает Никитка.
— Ну и хорошо, что твои. Теперь не откажешь старику — дашь на одежонку?
Никитка и кумекает:
— На что он мне, старый хрыч, сдался? Много их таких по белу свету слоняется.
— Дал бы, — говорит, — миткаля, да вся партия чохом купцу Березкину запродана.
И посмеивается:
— На другой год приходи.
— До другого года я, может, и не проскриплю.
Старик хмурится. Спрашивает Никитку:
— Ну, а ты тут как?
— Да помаленьку, тружусь. Все тебя добрым словом поминаю. За метелку спасибо.
— Она мне ноне понадобилась.
Никитка и нос повесил:
— Нет ли другой такой?
Старик в ответ:
— Одна она на всей земле.
Взял старик метелку под локоть и пошел к лесу.
Ушел он, а Никитка о миткалях думает — померкнут теперь или нет? Может лучше было бы кусок али два дать?
А миткали светятся, пожалуй, еще явственней, будто вдвое белизны им прибавилось.
И решил Никитка, что метелка не причем, а все дело в погоде.
Только вдруг на улице тихо стало так, что слышно, как мыши в соломе похрустывают. Небо чистое, ситцевое, и звезды горошком рассыпаны. А вокруг луны — красный поясок.
— К ведру луна подпоясалась красным кушаком, — смекает Никитка. — Метели не будет.
И подался в избу прикурнуть. Лампу погасил, да так, одетый, за столом и ткнулся носом в ладони — пригрелся, вздремнул с морозу.
Поспал он немного, проснулся, слышит, вроде кто стучится. А это горбыль о стену бьет. В трубе ветер заливается. Глянул на улицу — хвиль завила, света белого видно. Ветер так и посвистывает, снежной крупой в стекла сыплет. У Никитки сразу сердце упало — миткали не скатаны, теперь не найдешь их, сугробами заметет. Как полоумный, выскочил Никитка, а ветер дышать не дает, наземь валит, за два шага ничего не различишь. Где кувырком, где ползком дополз Никитка до гуменников, торопится убрать миткали. Кричит: