Серебряная свадьба полковника Матова (сборник) - страница 5
После освобождения Болгарии от фашизма расширились наши литературные связи и у Людмила Стоянова появилось много новых друзей среди самых разных национальностей, а поездки в Советский Союз были для него каждый раз знаменательны новыми творческими открытиями. В 1956 году А. Фадеев писал Л. Стоянову: «Дорогой Людмил Стоянов. Большое, сердечное спасибо за сборник статей, речей, писем. Особенно радует, что Вы так много внимания уделяете нашей советской культуре, нашим писателям. Нельзя не поблагодарить Вас за это от всей души. Старых и лучших друзей ни я, ни мои товарищи, конечно, не забудут никогда. Ведь мы работаем вместе с Вами на одном поприще более четверти века. Нам всем столько пришлось в жизни пережить и перенести, но мы не согнулись в борьбе и бодро смотрим в будущее. Я всегда гордился и горжусь дружбой с таким человеком, как Вы, дорогой друг Стоянов».
В этих словах нашли выражение и дружеские чувства одного из выдающихся советских писателей и глубокое уважение нашей литературной общественности к Людмилу Стоянову — писателю и человеку. Его произведения, не раз издававшиеся у нас на русском языке и на языках народов Советского Союза, и сейчас волнуют нас своей гражданственностью и гуманистическим пафосом.
В. Злыднев
Серебряная свадьба полковника Матова
Глава первая
Цена одного слова
В день своей серебряной свадьбы, в самый разгар торжества, Матей Матов внезапно почувствовал себя плохо и слег.
Как это случилось, ом и сам не заметил, не понял, — будто шагнул в пустоту, в погреб без лестницы или упал в волчью яму. Сердце вдруг забилось сильно-сильно, как электрический звонок, нажатый нетерпеливым посетителем. Грудь сдавило — нечем было дышать, и кусок застрял в горле, твердый, словно камень.
Это длилось всего мгновение, но жест его — он схватился за грудь — был столь выразителен, что все поняли: дело плохо. Краска с его лица сошла, оно сделалось сначала пепельным, потом белым как полотно, удлинилось, и кожа натянулась на нем, как на барабане; во взгляде промелькнул ужас. В следующую минуту в помутневших глазах его можно было заметить лишь робкие тени неизвестности.
Наступило всеобщее смятение. Жена и старшая дочь подхватили его под руки, осторожно отвели в другую комнату и уложили в постель. Не раздеваясь, — ему только расстегнули воротничок, — он вытянулся во весь рост в ожидании врача.
Это несколько расстроило праздник, который тем не менее продолжался до тех пор, пока все на столе не было съедено и выпито. Гости — а это были родственники — не расходились, ожидая заключения врача, хотя и были убеждены, что причиной припадка послужило обжорство. Юбиляр действительно имел сверхъестественный аппетит, возбужденный к тому же трапезой, на редкость обильной и веселой. Уже начались заздравные тосты, полушутливые, приправленные солью иронии. Двадцать пять лет протекли со дня женитьбы — было о чем скорбеть и чему радоваться, было над чем посмеяться. Двадцать пять лет! Ведь это не день, не год, а целая вечность, длинная вереница лет, представлявшаяся ему лестницей — высокой, крутой, неудобной, взбираясь на которую каждую минуту рискуешь сломать себе ребра. Но он прошел по ней благополучно, как настоящий герой, — справедливость требовала отдать ему должное. И вдруг эта неожиданная болезнь.
Жена, сильно встревоженная, старалась угодить ему и, сидя у изголовья, непрестанно спрашивала:
— Матей, тебе хочется чего-нибудь?
Нет, ему ничего не хотелось. Он указал глазами на подушки, и она попыталась их убрать, решив, что ему слишком высоко.
— Не так, идиотка! — простонал он, и в голосе его прозвучали нотки раздражения, как у человека, готового защищаться до последнего. — О-ох! Идиоты!
«Идиотами» были жена и дети, казавшиеся помехой на пути к вратам рая, который, как и для Адама после изгнания, стал ему недоступен. Жена его была не лучше и не хуже других жен, но в глазах мужа она была несказанно хуже. Она принесла другую подушку и попробовала подложить ему под голову, но тут же отпрянула назад: он собрался с силами и ударил её по руке. Она в недоумении застыла у постели: чего же он хочет? И тут она с ужасом поняла, что он плохо слышит, — первое неотвратимое следствие болезни. Надо, значит, громко кричать ему, но ведь в соседней комнате могут услышать.