Серебряное озеро - страница 5

— С женою он очень дурно обходился.

— И пил ужас как.

— Говорят, она женщина вполне порядочная.

— Тьфу!

— Ясное дело, сам на себя руки наложил!

Музейщик покинул эту компанию очень уязвленный, словно корили тут его самого. В особенности последняя фраза, которую он услыхал, уже поворотясь спиной, вцепилась как репей:

— Чудно, право слово, что он не в Серебряном озере объявился. Вот был бы улов так улов.

Значит, не по душе им, что он там рыбачит, и этот несчастный случай они полагают следствием самовольной рыбалки.

Мало того, он чувствовал глухую неприязнь, которая исходила от этих людей, а когда вызвался телеграфировать родне покойного и заказать у деревенского столяра какой-никакой гроб, никто даже взглядом его не поблагодарил.

Воротившись домой, он был не расположен говорить с женою о случившемся, однако ж не мог не упомянуть об этом хотя бы в кратких словах, после чего меж супругами повисло тягостное молчание.

Наутро приехала жена покойного, и, когда черно-белая фигура под густою черною вуалью появилась на деревенской лужайке, музейщик ощутил резкий прилив недовольства, потому что не верил ее скорби. Однако вышел ей навстречу и представился.

Через пять минут неприязнь обернулась состраданием и симпатией. Женщина, еще молодая, обладала той красою скромности, что заключена не в чертах, но в выражении; в ее речах не было фальшивых слов, и голос звучал чисто. Однако он сразу понял: эта женщина не любила мужа, а возможно, вообще никогда не любила мужчины, но смогла бы пожертвовать всем ради детей, хотя ими-то судьба ее не одарила.

Лишь когда они вошли под крышу гумна, женщина заплакала. Она вполне сознавала ложность своих обстоятельств и страдала от фальшивой тени жестокосердия, которая пала на нее, оттого что она не окружила полубезумного заботой в последние дни его жизни, и теперь она не говорила ни слова, так как не могла защищать себя, не обвиняя; стоит ей сказать о покойнике дурное — и все будет потеряно.

Музейщик, который первоначально не имел намерения сводить бедняжку со своею женой, хотя сам не знал, по каким причинам, теперь — по столь же неисповедимым причинам — ощутил потребность их познакомить, дать им возможность открыться друг другу, ибо догадывался, что обеим это пойдет на пользу. Вот почему он пригласил вдову к себе домой и, познакомив дам, под каким-то предлогом оставил их одних.

Из своей комнаты он слышал тихие голоса, неумолчное журчание которых порою становилось громче, жалобнее. Но вскоре их заглушил шум пилы, рубанка и молотка, доносившийся из-под лодочного навеса, где сколачивали гроб.

На остров опять воротился покой, но музейщик никак не мог отделаться от впечатления, что случившееся было ударом, который метил в него, хотя и прошел мимо цели. Ведь произойди несчастье на Серебряном озере, не сносить бы ему головы — народ окончательно уверился бы, что нечестивец выловил какую-то чертовщину.

Недели две только и минуло с тех пор, как покойника увезли, а деревенские опять собираются кучками на лодочном причале.

Новая неприятность: лучший из местных лоцманов посадил пароход на мель и был уволен. А это означало разорение всей семьи, где было восемь детей.

В августе ждали салаку, но рыба не пришла, и в довершение всех бед не уродилась рожь. Вот как хочешь, так и плати налоги, тяжко людям пришлось.

Мельнику нужно платить по закладной, а мельница стоит — молоть нечего.

Народ вовсе пал духом, на гумне пусто — никто не танцует, зато молитвенный дом полнехонек. Дачное веселье иссякло, и музейщик с семейством вернулся в город раньше, чем рассчитывал.

Опять весна, совсем ранняя, даже почки на деревьях еще не набухли, в каменных расселинах лежит грязный снег. Однако музейщик уже на острове, на сей раз он приехал один и снял жилье на взгорье за мельницей, подходить к которой не отваживается, опасаясь глядеть с обрыва вниз, на протоку, где в узкой зеленой лощине стоят под дубами летние домики. Хозяева приняли его — как-никак постоялец платежеспособный, — но без особой радости, скорее с опаской и неприязнью. Его одиночество они толкуют по-своему, объяснений не требуют. Но сам факт, что он не при семье, производит невыгодное впечатление, бросает на него тень вины.