Серебряное озеро - страница 7

Днем «он бродил без цели, умирая», медленно, но верно, — так он описывал свое состояние.

Но куда бы ни направился, он неизменно выходил к Серебряному озеру и сидел там в лодке, хоть о рыбалке не помышлял. Часто устраивался на ребячьей скале и искал во мху следы детских ног, а не то прижимался к камню ухом, словно желая услышать милый веселый смех и невинные шуточные препирательства. Все исчезло, безвозвратно, и даже время не исцелит эту рану, ведь, если он когда-нибудь и увидит их снова, они уже будут мерзкими взрослыми людьми, а не любящими, благодарными, невинными малышами, чьи души и тела чисты, как вешние цветы. Это ушло! Ушло навеки.

Но куда бы ни направлялся, к мельнице он все же никогда близко не подходил, потому что оттуда видны домики и лужайка, а его доверие к себе так далеко не простиралось. И крылатая мельница стояла будто огромный крест над могилой прекрасных воспоминаний.

Однако идти туда надо, при всем нежелании. Дело в том, что он получил весточку от прошлогодних хозяев: старый рыбак захворал воспалением легких, и жизнь его была в опасности. Врачей в округе нет, поэтому жена рыбака просила музейщика прийти — может, посоветует что-нибудь или пособит. Он ответил, что в медицине несведущ.

Но явился новый посланец, стал просить музейщика прийти: дескать, больной хочет что-то ему сказать.

Отказать в просьбе человеку, который, чего доброго, лежит при смерти, музейщик не посмел, ведь местные наверняка объявят ему бойкот, забросают камнями, а то и из ружья пальнут «по ошибке».

Вот и пошел, проклиная случай, который против воли толкал его туда, где он меньше всего желал очутиться.

Пришлось идти мимо мельницы, спуститься в узкую прибрежную лощину. На пустующие домики, в которых никто не жил, он не посмотрел.

Войдя к больному — музейщик вполне сознавал, что ничего богоугодного в его поступке нет, — он спросил о самочувствии и услышал весьма туманный ответ. По просьбе рыбачки рассказал, как в городе обычно лечат воспаление легких. А после стал ждать, что будет.

Со своей постели больной долго смотрел на него странным взглядом. Наконец послышался слабый голос:

— Вы и теперь рыбачите в озере?

— Да, изредка, — отвечал музейщик.

Долгая пауза, потом больной прошептал:

— Не стоило вам этого делать!

Добавить тут было нечего, и визит, судя по всему, закончился.

— Суеверие! — сказал себе музейщик, очутившись на улице, и, словно эта мысль придала ему храбрости, зашагал прямиком к домикам.

У зеленой калитки, где ребятишки, точно ласточки, летели к нему в объятия, он ощутил, как вся кровь прихлынула к сердцу, и что-то сказало ему: я сейчас умру!

Однако он вошел во двор. Окна зияли черной пустотой — там детская, где стояли кроватки. Это не могилы, нет, ведь в могиле кое-что есть, а тут — пустота, ничто. Это страшнее смерти, погребение заживо.

Сердце на миг замерло, меж тем как взгляд скользил по саду; детские грядки заросли травой…

Я умер! — мелькнуло в мозгу, но сердце вновь ожило, застучало в ребра.

Когда музейщик воротился к себе, на крыльце его дожидался деревенский полицейский. Должно быть, всего-навсего какие-то уведомления из уездного суда, но в деревне приход блюстителя закона всегда производит дурное впечатление, и неприязнь к музейщику еще усилилась.

Вечером, листая подшивку «Иллюстрированного субботнего журнала», он наткнулся на описание египетских пирамид. А когда дошел до третьей, до пирамиды Микерина[4], отметил, что сторона ее основания составляет 107 метров. Опять эта цифра — 107! Но ведь метр — число космическое, одна десятимиллионная земного квадранта. Выходит, египетские зодчие решили запечатлеть в пирамиде некий астрономический секрет? При мысли об этом взгляд музейщика упал на календарь, и, поскольку там имелся справочный ключ, он открыл таблицу, где обозначены расстояния между планетами. Число 107 встретилось там трижды. Во-первых, расстояние от Земли до Солнца составляло 107 солнечных диаметров. Далее, Венера расположена в 107 миллионах километров от Солнца. И наконец, от Юпитера до Солнца — 107 миллионов географических миль.

Он попытался как-то увязать это число со своею судьбой, прикидывал так и этак, но безуспешно. Правда, умозрительная игра развлекала его, пока он не устал. Вроде как пасьянс раскладываешь или шараду отгадываешь.