Серебряные крылья - страница 18
— Почему же тогда в инструкции не указали? Ведь…
Шум пролетевшего самолета заглушил голоса. Офицеры подняли головы вверх. Зацепа проводил завистливым взглядом сверкавшую на солнце машину. «Летают, а мы в этой каменоломне маемся!» Он зло сплюнул в сторону низкого домика учебной базы. И тут его внимание вдруг привлек самолет на пробеге. Что-то уж больно резво он бежит, пора бы и остановиться. Э, да у него тормозного парашюта нет! «Выпускай, олух царя небесного! Вырубай двигун!»
Забыв о споре, Зацепа припустился к месту остановки. К машине он подоспел первым.
— Что, браток, мазанул?! — крикнул он, запыхавшись.
«Браток» не ответил, и это взвинтило Зацепу: «Ишь возгордились, асами заделались, носы кверху, а садиться как следует не умеют».
— Вон Бирюлин на козле скачет, сейчас он тебе выволочку задаст! — злорадно кинул он и отвернулся.
Подъехал аварийный тягач, механики споро подцепляли к носовому колесу самолета жесткую сцепку — водило, готовя машину к буксировке; приставили к борту стремянку. Летчик неторопливо («Ну и выдержка!») стал подниматься из кабины. Лицо его показалось знакомым. «Кто это?» — подумал Зацепа, ощущая смутное беспокойство. Вот летчик занес через борт ногу… Лампас? Генеральский лампас? Не сводя завороженного взгляда с широких голубых нашивок на бриджах, Зацепа попятился назад…
На следующий день летный состав собрали в штабе.
Зацепа отчаянно трусил. Он знал, что на разборе полетов будет присутствовать сам генерал и за его вчерашнюю выходку, конечно, по головке не погладит. А может, забыл? Господи, хоть бы забыл! На всякий случай он забился подальше, в самый угол.
Все шло своим чередом, как и подобает на полковых разборах полетов. Но вот встал генерал.
Зацепа пригнул голову. Сейчас припомнит ему, сейчас… А генерал и не думал вспоминать о мальчишеской выходке какого-то там лейтенанта. «Кажется, пронесло. Правильный человек, вот что значит масштаб! Станет генерал копаться в каких-то там мелочах…» — постепенно успокаивался Зацепа.
— К вашему полку я особенно неравнодушен, — сказал Барвинский. — В годы войны я командовал им. И меня радует, что лучшие традиции, которые сложились в ту тяжелую годину — дружба, взаимовыручка, тревога за общее дело, — живут и сейчас.
На груди генерала солнечно поблескивала Золотая Звезда Героя, и Зацепа припомнил, что в комнате боевой славы висит портрет молодого черноглазого майора, так схожего с генералом Барвинский.
— …Познакомился с «ласточкой» и я. Хороша машина! И тяговооруженность солидная, и в управлении легка! Этого не отнимешь. Но сложноватая и на первых порах требует от летчика усиленного внимания, на личном примере могу подтвердить. Вчера после посадки я выкатился на грунт с бетонированной полосы…
Зацепа замер.
— …Как видите, самолет и генералам не прощает ошибок. — Барвинский с виноватой улыбкой почесал затылок. — А все потому, что перепутал тумблеры выпуска и вместо тормозного парашюта нажал на другой…
Он зорко глянул в глубину класса и вдруг рассмеялся:
— Между прочим, за промаз мне влетело. Один из ваших здорово взгрел меня… А вы чего стоите, лейтенант?
Пилоты недоуменно оглянулись на вскочившего Зацепу.
— Я… Когда подчиненного называют, полагается вставать.
— Так это были вы?
— Так точно, товарищ генерал!
Раздался оглушительный хохот. Вместе со всеми смеялся и генерал.
«Вот пострел — всюду поспел», — утирая слезу, хохотал Бирюлин, а сам незаметно грозил летчику костлявым кулаком.
— Садитесь, лейтенант, — разрешил Барвинский.
Однако Зацепа продолжал стоять.
— Разрешите вопрос?
— Пожалуйста.
— Почему не допускают к полетам на «ласточках» нашу третью эскадрилью?
Генерал повернулся к Бирюлину:
— Командир полка, объясните летчикам.
— Я понимаю ваше нетерпение, — тихо произнес Бирюлин. — Мне отрадно, что вы рветесь к новой технике. Но у нас «ласточек» пока не хватает. Вот подбросят, тогда и летать надоест.
— Такого не будет! — под общий гул одобрения заверил Зацепа.
— Похвально. Но я ведь слышал, как вы говорили: «ласточка» — машина не пилотажная.
— Да уж с «мигарьком» не сравнить! — удрученно вздохнул кто-то из летчиков.