Серебряные крылья - страница 7

Будко встал, для порядка откашлялся, захлопнул блокнот.

— Я сегодня кое с кем побеседовал, пока летчики в первой готовности сидели. Видите ли, тревога сделалась у нас чем-то вроде упрощенной игры в войну. Подняли людей ночью, продержали на аэродроме и распустили. Спрашивается: кому польза от таких встрясок? Сами же расхолаживаем людей.

— Не расхолаживаем, а приучаем быстро и четко действовать по тревоге. Азы авиации. Изначальная форма, так сказать…

— Что-то подзатянулась эта изначальная форма. Сегодня один техник мне так и заявил: «Зачем самолет расчехлять, все равно поднимать не будут». А летчик Иванов, хоть и доложил на КП о первой готовности, смотрю, сидит не привязан. А если бы дали вылет?.. Или возьмем лейтенанта Зацепу…

— Да, — повернулся к Митрохину командир полка, — у меня к вам серьезные претензии. Сидите…

— Я привык выслушивать старших стоя.

— Тогда вам придется стоять до конца совещания, — сухо сказал Бирюлин.

По кабинету прошелестел сдержанный смешок, но полковник строго сдвинул брови, и офицеры сразу затихли.

— Как это могло случиться? По тревоге — с женскими туфельками… Вы, товарищ майор, инструктировали своих офицеров, что входит в экипировку?

— Так точно! Но Зацепа — парень с трюфелями…

— С чем, с чем? — удивленно переспросил Бирюлин.

— С трюфелями… Грибочки такие есть, товарищ полковник.

— М-да… — Бирюлин помолчал. — Послать бы его собирать такие грибочки суток на пяток, ну да ладно, разберитесь с ним сами. А сейчас нам предстоят дела поважнее. Пришел приказ о переучивании.

— Переучивание?

— Да. На новую технику.

Бирюлин не любил откладывать дела в долгий ящик. Сразу же после разбора тревоги он начал укомплектовывать для отправки на авиационный завод первую группу летчиков и инженеров для переучивания.

Дела увлекли, закружили, и только в середине дня Бирюлин спохватился: надо хоть домой позвонить, что сегодня задержится дольше обычного. Он поднял трубку и вызвал свою квартиру.

— Алло, Дина? Здравствуй, полковник Бирюлин… тьфу, зарапортовался совсем! Отец звонит. Передай маме: опять задержусь. Что — не привыкать? Ну, и лады…

Усталый, измотанный, поднялся он вечером в свою квартиру. В глазах жены прочитал немой упрек.

— Извини, Валюша, сама понимаешь…

Подбежала дочь, длинная, нескладная в свои шестнадцать лет.

— Папка, — воскликнула она, — а мы магнитофон купили!

— Хорошо! Теперь музыку будем слушать.

— Нет, купили специально, чтобы твой голос увековечить.

— Для потомков?

— Для нас с мамой. Уходишь — темно, приходишь — темно. А мы включим ленту с твоим голосом, и будто ты с нами! Красота!

Бирюлин жалостливо взглянул на дочь: материны повадки. Не станет осыпать упреками, а так посмотрит, что все станет ясно.

— Динка, не раздувай страстей! — шутливо погрозил он ей пальцем и прошел на кухню.

— Тебе какао или чай? — спросила жена.

— Лучше чайку. Сергей Яковлевич привет тебе передавал.

— Барвинский? — Валентина Сергеевна заинтересованно взглянула на мужа. — Помнит?

— Помнит. Звонил сегодня. — Бирюлин подошел к жене, обнял ее за плечи. — Большие дела предстоят, Валюша, интересные. Переучиваться будем.

Глаза жены потухли.

— Ох, трудно будет тебе, Володя.

— А разве когда-нибудь было легко? — мягко возразил Бирюлин. — Нам, воякам, не привыкать.

Вскоре пришел Будко. Был он в своей неизменной полевой форме, подтянутый, молодцеватый. Фуражка лихо заломлена на затылок, из-под козырька выбивается смолянисто-черный кудрявый чуб.

— А-а, комиссар, милости прошу, — широко развел руками Бирюлин, словно собираясь его обнять. — А мы как раз садимся чаи гонять.

Замполит был частым гостем в доме Бирюлиных. Он наведывался к ним по-свойски: посидеть, поговорить о делах в неслужебной, так сказать, обстановке, посоветоваться или посоветовать.

— Роман Григорьевич, хоть бы вы уж повлияли, — пожаловалась Валентина Сергеевна, — совсем муж от рук отбился.

— Ай-ай, это никуда не годится. — Будко незаметно подмигнул Бирюлину. — Мужчины какой народ? Им только дай поблажку — готовы ночевать на службе.

— Вроде есть муж и нет мужа…

— Ну ладно, Валюша, будет воспитывать. Сдаюсь. — Бирюлин поднял руки вверх.