Серебряные слитки - страница 25

— Ты — его женщина? — прямо спросил я.

Астия горько рассмеялась.

— Больше не его! Ты из преторианцев? — выплюнула она.

Я постарался сдержать удивление.

— Жизнь слишком коротка, — сказал я и стал ждать. Это было единственное, что я мог сделать, поскольку совершенно не представлял, чего жду. Казалось, женщина раздумывает, можно ли мне доверять, затем, через некоторое время она мне все выдала.

— Эти люди приходили сюда после случившегося. Он сам их нисколько не волновал, выведывали информацию.

— Ты им что-то сказала?

— А ты как думаешь? Когда у него водились деньги, он был добр ко мне… Я ходила в храм, сама хоронила его. Фалько, может, его и нашли в реке, но я точно знаю: он не утонул. В храме мне сказали, что он, вероятно, рухнул в воду, поскольку был пьян. Но когда он напивался, он обычно ложился в свою повозку, и лошадь сама привозила его домой.

Я подумал, что, вероятно, он напивался слишком часто, но такт не позволил мне это уточнить.

— А повозку нашли?

— Она стояла на Бычьем рынке. Лошади только не было.

— М-м-м. А что хотели стражники, госпожа?

— Он нашел что-то ценное. Он не хотел говорить что, но это его напугало. Вместо того чтобы продать находку, он отнес ее ближайший стражникам. Стражники знали, что он это нашел. Они не знали, что он сделал с находкой.

Значит, юную Сосию выкрали не стражники. В любом случае это было маловероятно: от них малышка с такой легкостью не сбежала бы. Она вполне могла бы и не сбежать.

— Мне придется с ними поговорить. Ты случайно не слышала их имен?

Астия знала очень мало. Их капитана, как она сказала, звали Юлий Фронтин. Как у члена элитного полка, у него, несомненно, было целых три имени, но мне хватит и двух, чтобы его разыскать. Впервые в жизни я добровольно собирался на встречу с преторианской гвардией императора.

Я медленно шел к лагерю преторианской гвардии, который располагался в дальней части города. Добравшись туда, я ожидал получить тяжелым сапогом (которым меня вполне могли раскрошить, как яичную скорлупу) от какого-нибудь гвардейца.

Я сразу же узнал Фронтина. Нагрудник кирасы у него был сделан из эмали, а ремень украшала серебряная пряжка, однако он когда-то ходил в школу и изучал алфавит, сидя на одной скамье под навесом в углу нашей улицы рядом с курчавым негодником по имени Дидий Фест. Другими словами, для Юлия Фронтина я был младшим братом национального героя. Поскольку он больше не мог отправиться в таверну вместе с Фестом и напоить его допьяна (Фест лежал мертвым в Иудейской пустыне), он взял туда меня.

Таверна, в которую мы пришли, оказалась удивительно приличной и чистой. Она не бросалась в глаза, потому что располагалась в северном углу Рима, рядом с Виминальскими воротами. В ней сидели солдаты из городских полков, и дело у хозяев явно шло хорошо. Еды, впрочем, не было, женщин тоже. Выпивка предлагалась всех сортов, как теплая, так и охлажденная, со специями и без, дороже обычного, хотя мне и не разрешили за нее платить. Сам по себе я никогда бы не попал внутрь: мне не позволили бы занести и одну ногу, но поскольку я пришел вместе с Фронтином, на меня никто не покосился.

Мы устроились среди высоких крепких мужчин, которые явно подслушивали, но не произносили ни слова. Фронтин, вероятно, их знал, они же, похоже, были в курсе того, что он собирается сказать, но чтобы заставить моего спутника это сказать, потребовалось время. Когда такой человек приглашает вас выпить, понятно, что перед тем, как начать говорить о деле, необходимо соблюсти церемонии. Наша церемония состояла в том, чтобы оказать мне честь и доставить ему удовольствие. Поэтому мы обсуждали героев и их героизм, пока не напились до сентиментальных слез.

После того как мы поговорили о Фесте и до того, как я отрубился, я смог задать несколько вопросов. Фронтину удалось на них ответить еще до того, как он отправил меня домой в фургоне строителя вместе с грузом плиток.

— Почему он это сделал? — все еще продолжал задумчиво рассуждать Фронтин. — Первым полез через городскую стену Бетеля и поэтому первым погиб… Больше он никогда ничего не сможет сделать, только его могильная плита будет становиться все белее под солнцем пустыни. Сумасшедший!