Серебряный остров - страница 35

стр.

— Ничего, ничего, все правильно. Я бы тоже полез, если бы раньше не видел. Честное слово! Топорик доисторического человека — да не пощупать руками?

Из угла равнодушно поглядывал на кучу малу Цырен.

Нетрудно было угадать, что кроется за этим равнодушием. Наверняка Цырена распирала гордость: еще бы, такая буча поднялась из-за его находок. Но вместе с тем он и жалел, что остался в стороне. Санька понимал настроение друга. И еще понимал: если бы экспонаты вручал Цырен, все обернулось бы иначе. Уж Цырен сумел бы напустить такой таинственности, что каждый счел бы за благо хоть краешком глаза увидеть топорик пещерного охотника. В общем, дело страдало из-за того, что Цырен не стоит за столом. И сам Цырен страдал, пусть и по заслугам. Однако в одном он прав: не променять бы приключения на заседания, не допустить, чтобы музей превратился в очередное «мероприятие». А для этого Санька замыслил одну штуку, которая и будущий музей оживит, и помирит его с Цыреном.

Наконец любопытство было удовлетворено, скребки и топоры, обойдя десятки рук, вернулись на место. Фаина Дмитриевна собрала клочки от газет и критически осмотрела экспонаты.

— Хорошо хоть, первобытные умели делать прочные вещи. После такого нашествия от современных топориков и ножей, боюсь, и мокрого места не осталось бы. Ну, Саша, продолжай.

— Это еще не все экспонаты, пять штук Павел Егорович отвез в Иркутск, сдал в музей, на экс… экс….

— На эксперимент? — подсказал кто-то.

— На эксплуатацию?

— На экспертизу! — вспомнил Санька. — Ученые установили, что стоянке человека в нашей пещере около трех тысяч лет. В будущем году туда запланирована экс… экс….

Сбившись однажды, он растерялся и даже знакомое слово вылетело из головы. На этот раз оплошку встретили смехом. «Вот влез не в свое дело! — с отчаянием подумал Санька. — Шесть лет проучился — и ни разу не выступал, и надо же было…» A ребята выкрикивали наперебой:

— Экспозиция?

— Экскурсия?

— Экспертиза?

— Экспедиция же, Саня, — подсказала Валюха, в и он сразу успокоился.

— Точно, экспедиция. А теперь я объясню, что это за вещи… — И Санька продемонстрировал, как ими пользовались древние люди. А в заключение сказал: — Там была еще картинная галерея древних. Наскальные рисунки: олени, лебеди, рыбки, стрельба из лука, охота на мамонта… Но нам не удалось ни свести, ни срисовать. Если ученые разрешат, на будущее лето обязательно сфотографируем. Ну и вот… все это мы передаем школьному музею.

Ребята захлопали, а Санька, расстроенный неудачным выступлением, махнул рукой и сел на место.

К столу проталкивался Снегирь. Он осторожно нес наконец-то достроенный ледокол «Байкал» и предупреждал:

— Осторожно, граждане, только что окрашено! Прошу не цапать!

Ледокол был как взаправдашний. Снегирь поставил его на подоконник, в ответ на аплодисменты раскланялся и заявил:

— Однажды я имел неосторожность критиковать саму идею создания музея. Должен заметить, ошибку я осознал, беру свои слова обратно.

И пока он рассказывал, как настоящий лектор, историю ледокола, которую только накануне услышал от Рудика, Санька завидовал: умеет же человек себя показать! И держится с достоинством, и слова выскакивают сами собой. А он, за что ни возьмется, все не так — неуклюжий, неповоротливый. Нет, не его это дело…

Потом Кешка Похосоев взгромоздил на стол тяжеленный камень с отпечатком папоротника и не без гордости заявил, что этой штуковине не каких-то три тысячи — много миллионов лет. А уже через полчаса стол и подоконники оказались заваленными экспонатами. Были здесь и пожелтевшие газеты за 1905 год, и старинная книга с картинками про русско-японскую войну, и белка с кедровой шишкой в лапках, и коллекция разноцветных камней, и старые истершиеся на сгибах карты Байкала, и удостоверения, выданные первым поселковым Советом в 1920 году, и чего только не было…

Слово попросил Павел Егорович.

— Я получил письмо из областного музея, хочу зачитать одно место. — Он развернул отпечатанный на машинке листок. — Ага, вот. «Но самым ценным из всего принесенного вами оказался зуб неизвестного науке животного. Сначала мы решили, что он принадлежит степному кулану, широко распространенному в Забайкалье и Монголии, однако вскоре поняли, что ошиблись. Два месяца спорили и вот наконец вчера, запаковав находку, как величайшую ценность отправили в Москву. Надеюсь, назревает открытие. Передайте нашу благодарность и наилучшие пожелания юным исследователям родного края Цырену Булунову, Рудику Пильману и Саше Медведеву».