Серебряный остров - страница 38

Отец поправил ружье на плече, и Санька догадался, о чем он думает. Конечно, добить подраненного зверька ничего не стоит, да и нельзя оставлять, задаром пропадет. А так хоть шкурка будет согревать кого-то в зимнюю стужу и напоминать, что жила-была на свете пушистая соболюшка по имени Хромка. Да и то, не зря же они весь день преследовали зверька, устали, взмокли и проголодались. Так что по всем правилам Хромка должна стать их трофеем.

Охотники переглянулись, но не сказали друг другу ни слова. Санька понял: будь отец один, может, и сделал бы этот выстрел. Но при сыне, которого он мечтал видеть охотником-хозяином, не так-то просто решиться. Судя по всему, право выбора представляется Саньке. Значит, отец проверить его хочет.

Но Санька не спешил принимать решение. Чтобы не ошибиться, постарался вспомнить все по порядку.

…Они еще утром приметили соболиный след, чуть припорошенный кухтой. Зверек был голодный, а значит, на ноги легкий, придется помаяться, прежде чем удастся догнать его. Тогда он приложит приклад к плечу, прицелится — и шкурка ляжет в мешок. А если промахнется, у отца не дрогнет рука.

Намучила-таки их за день Хромка, тогда еще не хромавшая, резвая, быстроногая. След вел с сопки на сопку, из распадка в распадок, через колодины и бурелом, пока не привел на каменистую осыпь, с которой снег кое-где сдуло. Час плутали они по осыпи, чиркая лыжами о камни, а след то появлялся, то вовсе исчезал. Хромка ходила одной ей известными ходами, искала мышей. Вот здесь, где крошечные алые капли остались на снегу, в последний раз пискнула мышь в зубах охотницы. Но больше Хромке ничем не удалось поживиться.

Потом строчка следов спустилась в овражек, заросший ольшанником. Шла Хромка осторожно, крадучись, и вдруг — прыжок, глубокая лунка в снегу и пестрое перышко, оставленное в соболиных зубах вовремя выпорхнувшим из снежной перины рябчиком.

Так и не пообедала Хромка. В тайге все равны. Кому повезет, кто расторопнее да сообразительнее, тот и пообедал. А кто заленился, зазевался — сам обедом стал.

Притомилась Хромка, заскучала, подалась в брусничники. На косогоре торчали из-под снега бурые жесткие листики, пожухлая трава, валялись две-три подгнившие ягодки.

Здесь и устроили охотники привал, костерок развели, чай заварили в котелке, а к чаю набрали из-под снега по горсти мороженой брусники. Хорош чаек зимой в лесу — березовым дымком отдает, согревает, душу веселит. А уж душа в такую минуту во всю ширь распахивается.

— Ты вот, что, сынок, — сказал отец, дуя на парящий чай. — Если чуешь, что виноват, пересиль себя, сделай первый шаг навстречу. А коли прав, стой на своем и никому ни полшага не уступай. Настоящий друг сам свою оплошку поймет. А не поймет, значит не настоящий был…

Знает отец, когда разговор завести. И на охоту не случайно позвал, наверняка не случайно! Разве дома решился бы Санька выложить свою боль? А здесь слово за слово — все рассказал. Отец слушал, молчал, прихлебывал чаек.

— Оно всегда так: обида за обиду цепляется. Оба правы, оба и виноваты. Тут вот что, Саня. Время, конечно, беду поправит, только помочь ему надобно. Исподволь, незаметно втянуть Цырена в общие дела. Не одному, с ребятами вместе. Глядишь, и наладится дружба. А свое гнуть — это и медведь умеет…

Отец засобирался. Санька вспомнил брата, попросил:

— Гриньку-то… пора к тайге приучать. Взял бы ты его хоть раз. А двойки он исправит.

Под усами отца затаилась улыбка.

— Кабы из таких привалов состояла охота, давно бы уж взял. Да только сам видишь, охота — не отдых. Тяжкая работа, вовсе не детская…

Затоптали костер — и дальше. Трудно идти по соболиному следу, строчка теряется, попробуй найди ее. То ли Хромка на дерево вскочила и поверху гуляет, то ли под снег нырнула. Так упаришься за день, так ноги натрудишь, что уж и понять невозможно: ты ли за кем гонишься, или тебя кто преследует, а ты удираешь во весь дух.

Но в этом-то и прелесть охоты, в этом соревновании со зверем в хитрости, выносливости и смекалке. Поэтому соболиная шкурка для охотника не просто добыча — почетный трофей. А если бы зверь смиренно ждал выстрела, если бы не мог на равных потягаться с человеком, убежать на быстрых ногах, спрятаться, обхитрить, любой уважающий себя охотник бросил бы промысел и нашел другую работу, подался бы в лесорубы, например, тоже хорошее дело.