Серебряный остров - страница 68

Отец упал на лед и проворно пополз, толкая впереди себя санки, замаскированные парусом. За ним пополз Цырен, позади всех — Санька. Вот когда пригодились волосяные наколенники и налокотники! Без них наверное, сразу ткнулся бы носом в лед. Минут через десять пот уже застилал глаза.

Но охотники ползли и ползли, не поднимая головы, не сворачивая. А чуть изменишь направление — рядом появляется яркая черная тень, которую нерпы могут заметить и всполошиться. Санька совсем выбился из сил. Казалось, лежбище давным-давно осталось позади.

Но вот отец остановился возле заснеженных ледяных кочек, скользнул в сторону и слился со снегом. Санька глянул в прорезь паруса: нерпы были метрах, наверное, в восьмидесяти. Ближе всех, чуть поодаль от других, лежал крупный темный аргал. Цырен подтянулся к «пушке», приник к видоискателю, отрицательно покачал головой — и они поползли дальше.

Примерно через двадцать метров снова остановились. Аргал настороженно водил головой на толстой шее, но как будто совсем не с их стороны ждал опасности. Цырен сделал первый снимок — в этой напряженной тишине слабенький щелчок спуска прозвучал неестественно громко. Однако нерпы не обратили на него внимания, привыкли к потрескиванию льда. «Еще немного», — показал Цырен. Но они не успели сдвинуться с места, как над притихшим Байкалом разнесся вопль — не то плачь, не то смех. Друзья переглянулись и разом припали к прорези. Кругленькая серебристая нерпа ласково почесывала подругу ластой, и обе радостно ворковали. Цырен несколько раз щелкнул затвором.

— Где же куматканы, их беленькие малыши?» — вспомнил Санька.

Наверное, пора было стрелять, и без того прокопались слишком долго. Но не увидеть куматкана! Санька еще раз глянул в прорезь. Аргал, перебирая ластами и нервно вертя головой, улегся так, словно хотел собой заслонить семью. Один черныш сладко жмурился на солнце, другой спал. И тут рядом с ними Санька заметил желтое пятно. Пятно открыло глаза, помотало усатой мордочкой и захныкало. Тотчас же мать погладила его ластой, но малыш не успокоился. Неуклюже переваливаясь с боку на бок, нерпа-мать проползла несколько шагов и вдруг исчезла. А через полминуты появилась совсем в другом месте, подковыляла к своему куматкану и выронила на лед серебристо сверкнувшую рыбешку. Малыш мгновенно проглотил ее и снова превратился в желтоватое пятно на снегу.

Пора было действовать. Санька прижал приклад к плечу, поймал на мушку усатую морду старого аргала и вдруг понял, что не сможет выстрелить. Ему было жаль нерп. Но ему было жаль и белку, и косулю, и красавца-глухаря, однако там оставался охотничий азарт, который в конце концов побеждал. Здесь же он не чувствовал никакого азарта, только смущение.

Эти неповоротливые нерпы напоминали человеческую семью. Они так же любили друг друга, и нянчили малышей, и готовы были в случае опасности собой заслонить остальных. А главное, они говорили, пусть на своем нерпичьем языке, но абсолютно понятно! Говорили, смеялись, плакали… И Санька подумал, отводя палец от спуска: «А если они как дельфины? Никто ведь их еще не изучил толком. Если они разумные? Не как собаки, а как самые первые люди? И вдруг — выстрел…»

Усатая голова аргала выскочила из-под прицела, в нерпичьей семье произошло какое-то молниеносное движение, и Санька с ужасом понял, что момент упущен. Он торопливо вел ружье за аргалом, но аргал был проворнее. И в тот момент, когда можно сказать «все кончено», сзади грохнул выстрел.

Санька вскочил на ноги. Всех нерп как ветром сдуло — лишь аргал остался лежать на льду.

«Мы убили у них отца, — тупо думал Санька. — Убили отца…» Он ничего не соображал, только эта горькая фраза ворочалась в голове. И не обратил внимания, как Цырен с победоносным воплем бросился вперед. Пробежал десять метров… двадцать… тридцать… Вдруг под ногами у него затрещало, в стороны метнулись паутинки трещин.

— Ложись! — раздался хриплый крик отца. Распластав руки, Цырен упал на лед. Это его и спасло. Там, где он только что бежал, проступали темные лужицы воды.

Отец схватил багор и осторожно, стороной, подбежал к Цырену. Ухватившись за рукоять багра, Цырен выполз на твердое, встал и машинально отряхнулся. Выражение лица у него было даже не испуганное — скорее, растерянное. Что-то они там сказали друг другу, отец ударил багром по льду — и перед ними открылась зияющая чернь полыньи.