Серенада большой птице - страница 8

Так или сяк, комната что надо. С ковром, замызганным чернилами. Ковер поседел и выглядит устало.

Койки остались нам от королевских летчиков, все это заведение при­надлежало английской авиации, вся база. Очень мило с их стороны, что впустили нас сюда, ведь это, почитай, лучшая комната в Англии, даже и без приемника, который унес сержант.

В стену были воткнуты два ножа, один из них я отдал Билли Беренду, когда тот перевелся в истребители. Ему нож может пригодиться, так он считает.

На стенке у моей койки карта всех мест, где я побывал в Европе. Не все города указаны, приходится рисовать бомбу приблизительно в том месте, где наш строй оставил большую дырищу.

А за окном Англия, и часто я думаю, что неплохо бы остановиться не­надолго в этой комнате после войны, побродить по окрестностям, глянуть, каково в этих местах в мирное время.

Красотка по имени Августа

Почти всю свою жизнь я в кого-нибудь был влюблен. Начиная с Джекки, с которой целовался на вечере в шестом классе.

Поступил в колледж, пошло круче. Сперва Розмари, с ней тянулось долго и кончилось грустно, после Джойс, ненадолго, дальше опять Роз­мари, и вновь расстались, еще была Нэнси, следом Кэй и, кажется, Феба.

Ну а стал курсантом, все эти красотки задвинулись в былое, вспоми­нал о каждой из них при лунном свете или под звуки соответственной му­зыки.

А пока ты в училище и бросают тебя из Сан-Антонио в Сайкстон (в Миссури), в Индепенденс, в Игл-Пас, наверняка выйдет из дымки какая-либо тамошняя девонька — загляденье. Иной раз начнешь думать: а не получится ли у нас с ней всерьез. Но остается вдали тот городок, новая жизнь на новом месте целиком тебя захватывает, прочее живо смазывает­ся. Не зацепиться. У тебя всего-то несколько часов раз в неделю, стара­ешься втолкнуть в них все свое бытие — и без толку, скоренько явились новые личики, и воспоминания без горести.

Но такие девочки, как Нэнси и Розмари, с которыми долго дружил, болтал часами напролет, гулял по вечерам и навещал среди дня, — они, пожалуй, останутся частью моей жизни до конца.

Когда-то — еще и война не началась — я задумывался о женитьбе, но денег у меня нисколько не водилось и никакой собственности не было. Догадываюсь, никто из тогдашних моих приятельниц по-настоящему не обольщался, что я буду хорошей партией. И точно. Вероятно, всю жизнь буду влюбляться и влюбляться. Даже если вдруг и женюсь, придется и жене порою с этим мириться.

Остается мечтать. Авось однажды я найду ее, будет она брюнетка-хо­хотушка, подруга ночи, или загорелая блондинка... Ладно, это все меч­ты. По-моему, она — все девушки, в кого я влюблялся, и все, с кем пока не встретился, не заговорил.

То есть это некая игра, бесконечный поиск, бесконечное странствие. Да вот играешь-то в одиночку, и, неровен час, одиночество зайдет столь далеко, что я кого-нибудь себе и найду.

Когда меня записали вместе с Сэмом в Солт-Лейке, я взаправду воз­желал, чтобы явилась такая принцесса. И появилась Долли. Уж до чего аккуратненькая. Были также Ви и Мелба. Но старая штука: времени нету. Попользовались мы недельку этой свободой и подались в Алек­сандрию.

В первый же вечер мы с Сэмом повстречали там Брукси и Пинки. Вскорости объявилась девица, которую звали Луа, но она исчезла из ви­ду — увел другой.

Обстановка портилась до крайности. Погода холодная, казарма плес­невеет от сырости, летать тяжко, когда мотаешься на АТ-6 в сплошной мороси, погода ломает расписание, а наземным занятиям нет конца, ту­пеем.

Ляжешь и думаешь, когда же это все кончится? Может, я уже вычер­пал свою долю?

На окраине Александрии было у нас заведеньице «Серебряная луна», мы там по-крупному посиживали.

Как-то показалась там девица. Августой я назвал ее, подлинное имя у нее другое, но коли я собираюсь писать про нее в подробностях, лучше дать ей иное имя, не настоящее. Глаза у нее зеленые, про мыс Код раз­говаривает. От меня будто за горой.

— Привет, — сказал я.

— Привет.

— Глаза у тебя зеленые, — говорю, — самые лучшие зеленые глаза во всем городе.

Не помню, что она ответила. С другим парнем была, но я взял ее ад­ресок, она обещала встретиться со мной на следующий вечер. Надула. Спокойненько надула. Еще раза два-три надувала. А всегда вертелась тут же, извиняться не собиралась, засмеется лишь и ведет себя так, буд­то рада меня видеть, и по-прежнему от меня за горой.