Сережа Боръ-Раменскiй - страница 7

стр.

— Не рано ли въ министры, — сказала Сарра Филипповна, молчавшая до тѣхъ поръ и медленно кушавшая кофе съ тортами; — онъ труда не терпитъ, о себѣ мнѣнія большого, знаетъ, что богатъ и дорога передъ нимъ широкая, а собой не владѣетъ. Имъ владѣютъ всецѣло прихоти!

— Да, да, только все можетъ. Ему все легко дается. Память у него громадная. Прочтетъ два раза — какіе угодно стихи наизусть скажетъ.

— Что жъ? Степанъ Михайловичъ говоритъ истинную правду, — сказалъ добродушно Сережа, — что у него память громадная, и напрасно думаетъ, что Анатоль мало знаетъ. Вотъ про меньшого, Ѳомушку, не скажутъ того же; но мнѣ случалось уходить съ Анатолемъ въ лѣсъ — не надо и книги. Онъ всѣ стихи знаетъ наизусть и прочтетъ, что хотите.

— Правда? спросилъ адмиралъ.

— Правда, папа, правда истинная. Скажешь ему: Анатоль, прочти Пушкина. Прочтетъ, чтò хотите. Или Лермонтова — сейчасъ. Поэмы цѣликомъ наизусть знаетъ. Онъ и по-нѣмецки Шиллера знаетъ, по-англійски стихи всякіе читаетъ, такъ и рѣжетъ.

— И громко, съ торжествомъ такимъ, — вступила въ разговоръ Глаша, — точно онъ одинъ читать умѣетъ. Недавно работникъ шелъ въ лѣсу, такъ остановился, постоялъ, покачалъ головою и сказалъ: „Ну, баринъ! Краснобай какой! Ему бы итти въ діаконы, либо въ городовые на ярмаркѣ, либо въ командиры военные!“

— Отчего? спросилъ Ваня недоумѣвая, сидѣвшій до тѣхъ поръ молча, задумавшись.

Отецъ взглянулъ на него, и лицо его приняло печальное выраженіе.

— Отчего въ городовые-то? А оттого, что, когда городовой крикнетъ на рынкѣ, то своимъ голосомъ всѣ голоса голосистыхъ торговокъ покроетъ. Всѣхъ оглушитъ!

— А ты на рынкѣ бывала? спросила Вѣра у Глаши.

— Бывала. Весною мы всѣ дивились на этого городового, когда ѣздили съ Ракитиными въ уѣздный городъ на ярмарку. Помните, Сарра Филипповна?

— Помню, какъ но помнить. Я ѣхать не желала: тамъ было много пьяныхъ, такъ не хорошо, но г. Ракитинъ и Анатоль желали, — и всѣ поѣхали.

— Если бы я была губернаторомъ, — сказала Вѣра, — я бы сдѣлала этого городового полицеймейстеромъ.

— Вѣра губернаторомъ! провозгласилъ Сережа смѣясь.

— Въ юбкѣ! сказала серіозно и важно Глаша.

Раздался залпъ хохота, засмѣялись всѣ. Степанъ Михайловичъ гоготалъ, закинувъ голову; Ѳедоръ Ѳедоровичъ хихикалъ, адмиралъ тоже засмѣялся добродушно. Вѣра обидѣлась.

— Съ вами пошутить нельзя — всякое лыко въ строку. Сейчасъ поднимите на смѣхъ.

— Если ты смѣха боишься, то пошевели языкомъ семь разъ, а потомъ, обдумавъ, слово свое изреки. Такъ совѣтовали какіе-то древніе мудрецы, — сказала Глаша, напуская опять на себя серіозность.

— Бѣды нѣтъ, — сказалъ адмиралъ, обращаясь къ Вѣрѣ: — посмѣйся сама, и обиды не будетъ. Надо умѣть понимать шутки. Положимъ, ты не губернаторъ и даже не губернаторша, но я заступлюсь за тебя; ты у насъ благоразумная и практичная. Скоро тебѣ надо будетъ пустить въ ходъ свои способности.

— Какъ это, папа? сказала Вѣра, улыбаясь похвалѣ отца, и досады ея какъ не бывало.

— Да, тебѣ ужъ пора помогать матери и присмотрѣть за домашнимъ хозяйствомъ.

Въ эту минуту, огромнаго роста лакей Андрей, за свой ростъ и представительность любимецъ барыни, показался въ дверяхъ и доложилъ, что пришелъ бурмистръ. Адмиралъ всталъ, не спѣша, твердо ступая, но прихрамывая, вышелъ. Это былъ сигналъ. Дѣти поднялись и, какъ стая галокъ, закричали:

— Скорѣе, скорѣе учиться.

— Мнѣ надо кончить до трехъ часовъ всѣ уроки, — сказалъ Сережа.

— И мнѣ,—заговорила Глаша, — непремѣнно.

— Почему? Зачѣмъ? Все Ракитины. Успѣете и туда: они обѣдаютъ въ половинѣ шестого.

— Я обѣщался прійти ровно въ три, — сказалъ Сережа.

— Кому это? И зачѣмъ обѣщались? нынче не праздникъ, а будни, и вы не можете располагать собою, — сказалъ нѣмецъ.

— Зачѣмъ? что вы его спрашиваете, — сказала Глаша: — развѣ онъ смѣетъ ослушаться Сони; что она ему прикажетъ, то онъ рабски исполняетъ. Приказала — и побѣжитъ, сломя шею. Если вы его не отпустите, онъ тайкомъ уйдетъ, хотя будетъ за то наказанъ.

Сережа вспыхнулъ.

— Экая ты… ехидная! Рабомъ я ни у кого не былъ и не буду.

— Правда глаза колетъ, — сказала Глаша спокойно, и ея притворное спокойствіе раздражило брата.