Сережа Боръ-Раменскiй - страница 9
— Ну, Фима, я въ сотый разъ долженъ объяснить тебѣ, что лучше заставить ждать принца, хотя это невѣжливо, чѣмъ дать поводъ разбогатѣвшему человѣку обвинить насъ въ чванствѣ и надменности. Мы потому и обязаны быть крайне вѣжливы, что между нимъ и нами лежитъ большая разница положеній. Но что жъ ты нe идешь, давно пора.
— Погоди! Дуняша! Дуняша! платокъ носовой забыла, перчатки, шляпу! сказала Серафима Павловна суетившейся около нея горничной. Наконецъ, ей все подали, и адмиралъ въ третій разъ протянулъ ей руку.
— Дуняша! воскликнула она: — опять этотъ платокъ пахнетъ мыломъ, дай мнѣ другой. Надуши eau de violette.
Адмиралъ стоялъ какъ вкопаный, какъ солдатъ на часахъ; Дуняша суетилась и, наконецъ, принесла другой платокъ и духи. Серафима Павловна надушила платокъ и подала руку мужу. Онъ спросилъ ее:
— Все ли?
— Ну, да! Иди же.
Онъ пошелъ, ведя ее; бережно свелъ ее съ лѣстницы и повелъ по длинной, какъ стрѣла прямой, но очень узкой аллеѣ, усаженной елями, кленами и соснами, которая вела къ рѣкѣ. На плоту, причалившемъ у берега, стояли Сережа и Соня, ихъ ожидавшіе. Они спрыгнули съ плота на берегъ, пустились бѣжать взапуски навстрѣчу адмиралу и женѣ его. Соня бросилась на шею адмирала, онъ поднялъ ее на воздухъ и расцѣловалъ. Соня была 12-лѣтняя маленькая, бѣлокурая, темнобровая дѣвочка, съ большими сѣрыми, умными глазами, пунцовыми губками и розовыми щечками. Ея пышные русые волосы разсыпались густыми и длинными буклями и покрывали ей станъ почти до таліи. На ней было надѣто бѣлое платье, обшитое дорогимъ шитьемъ съ розовымъ поясомъ. Такая же лента придерживала ея волосы, и затѣйливый розовый бантикъ торчалъ на ея темени.
— У! какая нарядная, точно бабочка! воскликнулъ адмиралъ, ставя ее на землю.
— Папа любитъ меня нарядную, — сказала Соня, — притомъ у насъ нынче праздникъ.
— Да, рожденіе Ипполита, кажется, — сказала Серафима Павловна.
— Да, да! И чего только папа ему не выписалъ изъ Москвы! Ипполитъ такъ и сіяетъ.
— Ахъ, папа! воскликнулъ Сережа съ упоеніемъ: — ему отецъ подарилъ лошадку малютинъкую и новое хорошенькое панье. Ахъ, какое панье! А еще для письменнаго стола приборъ изъ малахита, изъ настоящаго малахита, папа! И подсвѣчники и все такое изъ малахита, прелесть! Налюбоваться нельзя!
Они переправились черезъ рѣчку и пошли тише въ гору по большой липовой аллеѣ, къ дому Ракитиныхъ. Сережа продолжалъ болтать.
— Но это еще не все, папа, и не такъ еще завидно.
— Завидно? повторилъ адмиралъ вопросительно.
— Я сказалъ это такъ, безъ мысли о зависти, а только потому, что ужъ очень красиво. Я радъ за Ипполита, но особенно завидно…
— Опять это дурное слово, — сказала Серафима Павловна, — вѣдь отецъ ужъ остановилъ тебя, но ты не обращаешь вниманія и не берешь въ расчетъ, что Боръ-Раменскіе никому и ничему завидовать не могутъ.
— Конечно, — сказала тотчасъ Соня, чуя что-то неладное, и взглянула на легкую складку на лбу адмирала, — Сережа хотѣлъ сказать, что ему особенно понравился подарокъ мамы. Моя мама всегда знаетъ, кому что подарить. Она выписала изъ Москвы книжку: „Юрій Милославскій“, сочиненіе Загоскина, въ красномъ переплетѣ, золото-обрѣзная, и на переплетѣ большія золотыя буквы: И. Р.
— Что же значатъ эти буквы? спросила Серафима Павловна, недоумѣвая.
— Ахъ мама! закричалъ Сережа: — начальныя буквы имени: Ипполитъ Ракитинъ.
— А!.. протянула Серафима Павловна.
— А я вышила брату коврикъ, — сказала Соня, — я вамъ сейчасъ покажу — все, до единаго стежка, сама вышила!
Они подошли къ террасѣ затѣйливаго дома Ракитиныхъ. Къ нимъ шелъ навстрѣчу высокаго роста, широкоплечій хозяинъ, съ радушною улыбкой на умномъ и добромъ лицѣ; за нимъ, спускаясь съ широкихъ ступеней широкой террасы, спѣшила навстрѣчу гостямъ жена его, высокая, стройная, черноволосая, еще очень моложавая. Онъ и она — пара. Оба красивые, здоровые, еще сравнительно молодые, стройные, съ добрыми и умными лицами.
— Дорогіе гости; сосѣдушки почтенные, какъ благодарить васъ за вниманіе, — сказалъ ласково и почтительно добродушный хозяинъ, — что пожаловали на нашъ семейный праздникъ. Ипполитъ, поди сюда, благодари адмирала. Ты еще не стоишь чести, что севастопольскій герой приходитъ въ день твоего рожденія, насъ всѣхъ поздравить, нашего простого и незатѣйливаго хлѣба-соли откушать!