Сережа - страница 18
После дневного света в подвале сначала показалось темно. Потом Сережа увидел широкую лавку вдоль стены, белый потолок и щербатый цементный пол — а посредине высоко деревянный гроб с оборочкой из марли. Было холодно, пахло землей и еще чем-то. Бабушка Настя большими шагами подошла к гробу и склонилась над ним.
— Что это, — тихо сказала тетя Паша. — Как руки положены. Господи ты боже мой. Навытяжку.
— Они неверующие были, — сказала бабушка Настя, выпрямившись.
— Мало ли чего, — сказала тетя Паша. — Она не солдат, чтобы так являться перед господом. — И обратилась к старухам: — Как же вы недоглядели!
Старухи завздыхали… Сереже снизу ничего не было видно. Он влез на лавку и, вытянув шею, сверху посмотрел в гроб…
Он думал, что в гробу прабабушка. Но там лежало что-то непонятное. Оно напоминало прабабушку: такой же запавший рот и костлявый подбородок, торчащий вверх. Но оно было не прабабушка. Оно было неизвестно что. У человека не бывает так закрытых глаз. Даже когда человек спит, глаза у него закрыты иначе…
Оно было длинное-длинное… А прабабушка была коротенькая. Оно было плотно окружено холодом, мраком и тишиной, в которой боязливо шептались стоящие у гроба. Сереже стало страшно. Но если бы оно вдруг ожило, это было бы еще страшней. Если бы оно, например, сделало: хрр… При мысли об этом Сережа вскрикнул.
Он вскрикнул, и, словно услышав этот крик, сверху, с солнца, близко и весело отозвался живой резкий звук, звук автомобильной сирены… Мама схватила Сережу и вынесла из подвала. У двери стоял грузовик с откинутым бортом. Ходили дядьки и покуривали. В кабине сидела тетя Тося, шофер, что тогда привезла коростелевское имущество, она работает в «Ясном береге» и иногда заезжает за Коростелевым. Мама усадила Сережу к ней, сказала: «Сиди-ка тут!» — и закрыла кабину. Тетя Тося спросила:
— Прабабушку проводить пришел? Ты ее, что же, любил?
— Нет, — откровенно ответил Сережа. — Не любил.
— Зачем же ты тогда пришел, — сказала тетя Тося, — если не любил, то на это смотреть не надо.
Свет и голоса отогнали ужас, но сразу отделаться от пережитого впечатления Сережа не мог, он беспокойно ерзал, озирался, думал и спросил:
— Что это значит — являться перед господом?
Тетя Тося усмехнулась:
— Это просто так говорится.
— Почему говорится?
— Старые люди говорят. Ты не слушай. Это глупости.
Посидели молча. Тетя Тося сказала загадочно, щуря зеленые глаза:
— Все там будем.
«Где там?» — подумал Сережа. Но уточнять это дело у него не было охоты; он не спросил. Увидев, что из подвала выносят гроб, он отвернулся. Было облегчение в том, что гроб закрыт крышкой. Но очень неприятно, что его поставили на грузовик.
На кладбище гроб сняли и унесли. Сережа с тетей Тосей не вылезли из кабины, сидели запершись. Кругом были кресты и деревянные вышки с красными звездами. По растрескавшемуся от сухости ближнему холму ползали рыжие муравьи. На других холмах рос бурьян… «Неужели про кладбище она говорила, — подумал Сережа, — что все будем там?..» Те, что уходили, вернулись без гроба. Грузовик поехал.
— Ее засыпали землей? — спросил Сережа.
— Засыпали, детка, засыпали, — сказала тетя Тося.
Когда приехали домой, оказалось, что тетя Паша осталась на кладбище со старухами.
— Надо же Пашеньке пристроить свою кутью, — сказал Лукьяныч. — Варила, трудилась…
Бабушка Настя сказала, снимая платок и поправляя волосы:
— Ругаться с ними, что ли? Пусть покадят, если им без этого нельзя.
Опять они говорили громко и даже улыбались.
— У нашей тети Паши миллион предрассудков, — сказала мама.
Они сели есть. Сережа не мог. Ему противна была еда. Тихий, всматривался он в лица взрослых. Он старался не вспоминать, но оно вспоминалось да вспоминалось — длинное, ужасное в холоде и запахе земли.
— Почему, — спросил он, — она сказала — все там будем?
Взрослые замолчали и повернулись к нему.
— Кто тебе сказал? — спросил Коростелев.
— Тетя Тося.
— Не слушай ты тетю Тосю, — сказал Коростелев. — Охота тебе всех слушать.
— Мы, что ли, все умрем?
Они смутились так, будто он спросил что-то неприличное. А он смотрел и ждал ответа.
Коростелев ответил: