Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда - страница 18
Путешествие, к которому готовились в Богдановском Сергей и Дима, было задумано как последний глоток свободы, вслед за которым юношей ждали первые шаги по пути избранной профессии. Атмосфера, царившая в поместье Философовых, очень напоминала атмосферу в Бикбарде, при этом Богдановское было не просто семейным поместьем. Оно располагалось гораздо ближе к столице, и съезжались туда не только родственники, но и многочисленные друзья, знакомые, коллеги и единомышленники. Друг Дмитрия Александр Бенуа, нередко посещавший Богдановское, оставил яркое описание жизни в этом поместье:
«Веселились же у Философовых часто и по всякому поводу. Собиралась масса народу – старого и молодого; какие-то генералы, адмиралы и сановники засаживались за карты с почтенными дамами; кузены и кузены кузенов (а то и дяди помоложе) тут же дурачились, как малые дети, играли в “маленькие игры”, спорили, разыгрывали шарады. Почти всегда это переходило в танцы, и в таких случаях в самой просторной комнате в квартире, в почтенном, чуть мрачном кабинете члена Государственного совета ставилось пианино (обыкновенно находившееся в Диминой комнате), и я или Валечка лихо разыгрывали наш “салонный репертуар”: вальсы, польки, мазурки, кадрили. Меньше мы любили, когда Анна Павловна заставляла знаменитого адвоката Герарда говорить стихи. Его специальностью был Альфред де Мюссе, но то, как он, не без аффектации, произносил французские слова, вызывало в нас – слушателях – мучительные припадки едва подавляемого смеха»>1.
Внешне Дмитрий был полной противоположностью артистичному, веселому, чувственному и порой грубоватому Дягилеву. Философов был рациональным, флегматичным молодым человеком аналитического склада ума, с саркастической жилкой. Стройный, элегантный, часто болезненный, порой высокомерный, при этом сугубо городской, благородного происхождения.[35] Как пишет В. В. Розанов в «Мимолетном», «Рожденный “в праздности и лени”, всегда, “как денди лондонский одет”, он, естественно, стал эстетом, почитал Оскара Уайльда и готов был носить “большой подсолнечник”»>2. Философова отличала любовь к литературе, он признавал за собой писательский дар. Несомненно, общаясь с Философовым, Дягилев многое узнал о литературе. Тому, в свою очередь, очень помогала музыкальная эрудиция Дягилева. Сергей черпал у Дмитрия знания в области театра. В старших классах гимназии Философов вел тетрадь, в которую записывал увиденные спектакли. За год до выпускных экзаменов в этой тетради значилось 59 спектаклей, в том числе спектакли Мейнингенского театра,[36] приезжавшего на гастроли в Санкт-Петербург в 1885 и в 1890 годах и оказавшего столь заметное влияние на Станиславского.
Двоюродные братья сразу нашли общий язык. «Большую часть времени провожу с Димой, – писал Дягилев мачехе. – Много болтаем, он очень умный и интересный. Мы с ним во многих вещах сходимся»>3. Философов с Дягилевым стали любовниками, но, когда в точности это произошло, неизвестно, скорее всего, уже после их поездки.[37]
Александр Бенуа дает понять, что Дмитрий уже в гимназии вступал в гомосексуальные отношения с некоторыми из своих соучеников, особенно с будущим художником Константином, или Костей, Сомовым, которому предстояло занять важное место в кругу Дягилева>4. В дальнейшем Дмитрий стал серьезным публицистом и специализировался в основном на философских и литературно-критических вопросах. Его более поздние эссе написаны скрупулезно, без каких-либо смелых выводов – довольно сухие, но всегда продуманные, они были не лишены глубины. Такая сухость и скрупулезность характерна и для ранних его работ, включая дневники, – в отличие от писем Дягилева, всегда эмоциональных, полных грамматических неточностей и гипербол, чуть ли не истерических в своей театральности. В общем, удивительно, как эти два юноши могли сойтись.
Об их совместном путешествии многое известно, поскольку оба оставили о нем обширные свидетельства: Дягилев в переписке с мачехой, Философов – в своем дневнике. Вот как Дмитрий описывает приезд Дягилева в поместье: «В конце июня прибыл Сергей. Шумный, жизнерадостный. Он внес в Богдановское “дягилевский элемент”. Сережа быстро завоевал общие симпатии. Провоцировал маму, и она хохотала до упаду. Сережа сам гоготал, обнажая свои крепкие зубы. Любопытно было отношение папы к Сереже. Он с ним говорил мало, наблюдал. Но каждый раз, когда Сережа гоготал, смеялся сам и говорил: “удивительно милый у него смех”»