Сергей Вавилов - страница 14
Студенты любили своих профессоров, а профессора любили своих студентов. О самых популярных и пользующихся всеобщей симпатией руководителях кафедр молодежь не уставала выдумывать всяческие истории.
Собирается, бывало, человек пять-шесть студентов; какой-нибудь из них, в порыжелой тужурке и в фуражке с выцветшим добела некогда синим околышем, начинает:
— Проснулся Иван Алексеевич, смотрит в окно, а наружный термометр показывает двенадцать градусов. «Батюшки мои! — вскочил Иван Алексеевич. — А у меня в одиннадцать коллоквиум».
Гомерический смех пятерки или шестерки потрясает аудиторию.
— А вы не знаете, как Иван Алексеевич охромел? — вставляет тщедушный, с пробивающимися усиками студентик.
— Нет, нет… Валяй рассказывай!
— Выходит, значит, Иван Алексеевич из дому. Задумался, идет по самому краю тротуара. Одна нога на тротуаре, другая на дороге. Подходит к университету, вдруг смотрит: «Господи боже мой! Да когда это я охромел?»
Снова хохот.
— А как телефонной трубкой смесь размешивал! Объяснял в телефон, что надо делать!
— А как вместо «Иван Каблуков» подписался по рассеянности «Каблук Иванов»!
— А как…
Профессора не обижались. Они понимали юмор и понимали, что все эти выдумки порождены симпатией. Некоторые даже сами порой выспрашивали у своих питомцев: «Расскажите что-нибудь новенькое обо мне».
Профессора не только обучали своих студентов. Они проявляли о питомцах всяческие заботы, в частности защищали их от полицейского начальства, когда в том возникала необходимость. Пользуясь законом об автономии высшей школы, руководители университета не разрешали полиции входить в его стены даже во время так называемых «студенческих беспорядков». В конце концов это закончилось трагически для многих. Но об этом разговор позднее.
В сентябре 1909 года Сергей Вавилов прослушал первую в своей жизни лекцию Петра Николаевича Лебедева.
«Она была совсем не похожа на прочие университетские первые лекции, — писал Вавилов, — которые мы, первокурсники, жадно слушали, бегая по разным факультетам. Это были слова только ученого, а не профессора, и содержание лекции было необыкновенным. Лебедев обращался к аудитории, как к возможным будущим ученым и рассказывал о том, что нужно для того, чтобы сделаться физиком-исследователем. Это оказывалось совсем нелегким делом, но в заключение следовали обнадеживающие слова: „Плох тот казак, который не хочет быть атаманом“. Образ физика-ученого и уроки первой лекции запечатлелись на всю жизнь».[4]
Сразу же по поступлении в университет Вавилов наряду с занятиями по специальности включился и в другую полюбившуюся ему область — организационной работы. Не прошло и двух-трех месяцев, как он совершенно вжился в интересы и дела своего отделения математических наук (на этом отделении воспитывались будущие механики, математики, физики и астрономы; другое отделение физико-математического факультета — естественноисторических наук — готовило химиков, биологов, геологов и географов). Фигура Сергея Вавилова отчетливо запомнилась профессорам и преподавателям, студентам старших курсов. Его характерный разрез глаз с опускающимися кнаружи уголками, его спокойная и деловитая настойчивость становятся хорошо известными всем, кто, как и он, печется о делах отделения.
На рубеже двух учебных полугодий — в декабре 1909 года и в январе 1910 — в Москве должно состояться важное научное событие. Собирается очередной XII Всероссийский съезд естествоиспытателей и врачей, на котором организуется и физическая секция. В древнюю столицу съезжаются физики со всей страны. Редкий случай для московской студенческой молодежи послушать выступления прославленных ученых из других городов (главным образом из Петербурга) — П. С. Эренфеста и А. Н. Крылова, А. Ф. Иоффе и Д. А. Рожанского, А. Р. Колли и Других.
Надо выбрать несколько умных и расторопных молодых людей в качестве распорядителей физической секции. После тщательного обсуждения множества кандидатур первокурсник Сергей Вавилов попадает в число избранных. Это первое доверие большого научного коллектива Вавилову, и юноша с честью оправдывает его.