Серж Гензбур: Интервью / Сост. Б. Байон - страница 8
. Поскольку у меня навязчивая идея всяких выпуклостей, то венец из шипов мне просто необходим[72].
БАЙОН: А нижнее белье?
С. ГЕНЗБУР: Я уверен, что у него не было белья. Это все пуританизм. Я был бы тоже без белья. Или в леопардовом трико.
БАЙОН: А кто мог бы быть распят справа и слева от тебя?
С. ГЕНЗБУР: Левее меня, в восемьдесят девятом? Например, два мошенника-педераста. В густом макияже. Оскорбительно размалеванные. В губной помаде аж до ноздрей. Или даже два гермафродита. В гриме. Распятые наоборот, чтобы виднелись их ягодицы. А любопытные туристы могли бы сбоку высматривать еще и груди. А кресты у мошенников — из розового зефира.
БАЙОН: Значит, они гнутся на сторону?
С. ГЕНЗБУР: Предусмотрены подпорки. Даже для членов. У нас у всех — подпорки. Мой член привязан к подпорке черным презервативом. Как будто он негритянский. Негроид.
БАЙОН: Почему ты не «прыгнул с аэроплана»? Эта идея тебе долго не давала покоя.
С. ГЕНЗБУР: «Прыгнуть с аэроплана»... Да, такая возможность продумывалась. Но это не в моих силах. Мое тело оказалось бы в руках Пилата-командира и второго пилота. А если бы я нанял охранника, то было бы два трупа вместо одного.
БАЙОН: Ходят слухи... будто стрелявший был с улицы Жермен-Пилон, девятнадцать, из того заведения для травести...
С. ГЕНЗБУР: Если это так, то преступление было совершено в состоянии аффекта.
БАЙОН: Может быть, кто-то даже был рад? Из такой уймы...
С. ГЕНЗБУР: ...дерьма? Я уже забыл их имена. Все равно они все умерли. Еще до меня. Естественной смертью. Самой мерзкой смертью, которую можно только придумать. Хотя они были уже мертвыми, когда еще жили, а жили они как овощи.
БАЙОН: Метемпсихоз репы?
С. ГЕНЗБУР: Да, только репа... она — красивая. Белая, с фиолетовым оттенком, херообразной формы.
БАЙОН: А разве репа не круглая?
С. ГЕНЗБУР: Есть репы круглые, как яйца. А я говорю о репе белой расы. Я всегда любил только те овощи и тех животных, которым не хватало любви. Я любил ослов, коз и уличных шавок. И с овощами то же самое. А люди, разумеется, всегда готовы поносить то, что едят; ведь говорят же все время: «грязный как свинья», «тупой как баран», «козел» снял «клюкву»...
БАЙОН: А «Человек с капустной головой»[73]? (Статуя стоит в глубине комнаты и взирает на происходящее своим овощным взглядом.)
С. ГЕНЗБУР: Это совсем другое. Это скорее юмор.
БАЙОН: Он выглядит каким-то недоделанным.
С. ГЕНЗБУР: Нет. Вовсе нет. Он совершенно отъехавший. Вздрюченный, совсем как я.
БАЙОН: Пока его не рассмотришь, полное ощущение, что это фотомонтаж с твоим телом...
С. ГЕНЗБУР: У меня не такой большой член. И я не такой крепыш. И руки у меня красивее. И нос совершенно другой.
БАЙОН: А если говорить о видении вообще, теперь ты видишь все по-другому?
С. ГЕНЗБУР: Нет. Как и при жизни, я вижу, что все — полная фигня. Все — фигня. То, что над нами летает, — куда делись райские птицы? — это просто навозные мухи. Вместо райских птиц... Райская птица — это колибри. Я видел ее один раз. Вместе с Джин Сиберг[74] в джунглях Колумбии. Она движется как вертолет. Она зеленого электрического цвета, длиной в сорок пять сантиметров[75]: это самый прекрасный электронный аппарат, который создали боги. Я всегда говорю «боги» во множественном числе, на тот случай, если из всей оравы один действительно окажется настоящим. Боги. «Создал человек богов. — Разве не наоборот? — Ну ты, парень, прикололся!»
БАЙОН: Эта песня — последний кукиш в сторону рэггей? Не была ли строчка «Пыхай, жалкий растаман, и вдыхай побольше притчей» несколько... дерзкой?
С. ГЕНЗБУР: Самой возмутительной строчкой была другая: «В Эфиопии есть мрачный идиот». На самом деле я написал «сумрачный идол», но прозвучало как «мрачный идиот»[76].
БАЙОН: Если бы у тебя была возможность начать все сначала, ты бы вел себя по-другому?
С. ГЕНЗБУР: Возможно, я был бы смелее. Возможно, я носил бы искусственный нос. Искусственный член — это все-таки довольно утомительно. У меня ими были набиты целые чемоданы.
БАЙОН: Искусственными членами или искусственными носами?
С. ГЕНЗБУР: Это абсолютно одно и то же. Ведь говорят «Не суйте нос в мои дела». На самом деле это означает: «Даже не пытайтесь меня наебать».