Сержант Каро - страница 5
— Никого я не оскорбляю, — защищается Севян. — Я отдаю приказы.
— Оскорбление — это не приказ. Брань — это не приказ, товарищ лейтенант! В данном случае приказ — это голос родины, который из уст командира передается рядовым. Приказ — это высокая ответственность, Севян…
Однако лейтенант уже далеко; он идет во главе роты, размахивая здоровей правой рукой, а левая его рука висит, перехваченная черной перевязью, на груди. Вдали у склона горы видна деревня Сараландж. Куда-то сюда враг забросил парашютистов. Нашей роте приказано прочесать эти места с фронта, иными словами, добраться до ущелья, спуститься и пройти по нему и далее — подняться на холм позади Сараланджа, где расположено деревенское кладбище. Там мы должны ждать, как будут разворачиваться действия других рот, которым предписано, окружив эту местность, взять врага в клещи и, постепенно сжимая, подталкивать прямо на нас. В приказе есть тонкость: не убивать противника, а захватить в плен.
— Я убью, — говорит Асо.
— Брать в плен куда интереснее, — говорю я. — Любопытно все-таки взглянуть на этих диверсантов.
Наша цепь медленно продвигается к ущелью. Держа винтовки наперевес, ребята с трудом шагают среди высоких, в человеческий рост, колосьев, и перепела обращаются в бегство. А над этой долиной, над горами — мир чистоты и прозрачности. Цветы растущего в межах шиповника наливаются солнцем. Внизу, задыхаясь от зноя, опрокинулось на спину ущелье. Серебряной нитью висит над пропастью пенистый поток.
Перебравшись через поле, мы тотчас оказываемся в гуще овечьего стада. Нам навстречу, угрожающе рыча, летит тройка сторожевых псов.
— Эй, пастух, придержи собак, — пятясь, кричит лейтенант.
Пастух хриплым окриком отгоняет псов, и те недовольно усаживаются чуть поодаль, поминутно косясь на нас и на лучащиеся под солнцем кинжальные штыки наших винтовок.
— Доброго здоровья, — говорит подошедший пастух. — Зачем пожало…
Не успел он договорить, как лейтенант прерывает его:
— Это тайна, товарищ пастух, тайна…
— То, что вы здесь, что ли? — пастух смотрит из-под нависших бровей.
— Так точно, — лейтенант становится непроницаемым и жестами приказывает ребятам обойти отару и двигаться дальше. Потом, чуть поколебавшись, спрашивает пастуха: — Не замечал здесь посторонних?..
— Посторонних! — взгляд пастуха темнеет. — Ты, часом, не про диверсантов?
— Гм, гм… — ротный на какое-то мгновение теряет дар речи. — Так точно…
— Про парашютистов?
— Так точно…
— Они при автоматах?
— Так точно…
— Не видал.
Лейтенант, обескураженно взиравший на старика, теперь рассматривает его недобро и подозрительно, а затем взмахивает по своему обыкновению рукой:
— Вперед!
Сжатое, сдавленное скалами ущелье чрезвычайно узко. А там, где речка, словно привстав на колени, укрывает дорогу, скалы распахнули объятия, и в их тени притулился Затворнический монастырь. Перед монастырем в ласковом соседстве цветов и зелени раскинулась пасека. Пасечник молча, не отрываясь от дела, посматривает на нас; отгоняя дымящейся лучиной пчелиный рой, он кое-как умещает в улье медовые соты.
— Не видел здесь посторонних? — спрашивает лейтенант.
— Знакомых — и тех не видел, а ты про посторонних. Ни души не осталось, все на фронте.
— Мы диверсантов ищем.
— Кто это — диверсанты?
— Ну, парашютистов, — поясняет Севян.
— Кто это — парашютисты?
Лейтенант в явном замешательстве: он что, этот человек, не от мира сего? Но выход найден…
— Ну, словом, шпионы…
— Ага, — уразумел пасечник. — Так ведь, коли они настоящие шпионы, они, стало быть, должны меня видеть, а я их — нет…
— Верно, — соглашается лейтенант.
— Ну, а коли верно, нечего здесь цветы топтать. Шпион не дурак. Чего ради ему тащиться в эти сырые, травянистые места и оставлять следы на зелени?
— Мудрый ты человек, дед.
— Проживешь, вроде меня, восемьдесят годков — тоже поумнеешь, — укалывает лейтенанта старик, полагая, что над ним подшучивают. — В другой раз не приходи сюда шпионов искать. Из этого неприметного, укромного ущелья не то что шпион, сам господь бог не выберется. Шпионы… Сколько их, ваших шпионов?
— Восемь человек.
— Вот так так, — усмехается старик, — ввосьмером, стало быть, шпионят? Да кто ж их видел-то, кто считал?