Сержант в снегах - страница 32

— «Тридентина», вперед!

Бракки кричит:

— «Вестоне», вперед!

Солнце низко висит над степью, наши тени причудливо удлиняются на снегу. Вокруг огромная пустыня без домов, без деревьев, без людей — только мы и за нами вся колонна, теряющаяся вдали, там, где небо сливается со степью.

Мы шагали по дороге. Оглядевшись вокруг, я заметил у обочины чуть в стороне бесхозных коней. Мне удалось их поймать. На самого крепкого мы хотели погрузить два станковых пулемета и боеприпасы. Но капитан не позволил. Сказал, что пулеметы должны в любой момент быть наготове. Пришлось нам вести в поводу лошадей, да еще тащить на себе оружие. Немного спустя одного из коней забрал себе капитан и влез на него. Очень уж наш капитан устал, к тому же его лихорадило. Второго коня взял Ченчи для своего взвода. На оставшегося я погрузил ранцы тех, кто нес оружие.

Солнце зашло за тучи, а мы всё шагаем и шагаем. Молча, опустив головы, бредем, покачиваясь, стараясь ступать точно след в след. Куда и зачем идем? Чтобы чуть позже упасть в снег и больше не подняться?

Стоп. Идущий впереди остановился, а за ним и все мы. Валимся в снег. Неподалеку старшие итальянские и немецкие офицеры прямо на транспортере сверяются с картами и компасом. Летят часы, наступает ночь, а мы все стоим. Быть может, офицеры ждут приказа по радио? Когда стоишь, холод ощущается особенно сильно, все вокруг окутано мглой — степь и небо. Из-под снега торчат сухие колючие травы. На ветру они издают какой-то странный скрипучий звук, единственный звук в тишине Все молчат. Сидим рядышком на снегу с накинутыми на плечи одеялами. Мы обледенели внутри и снаружи, но в нас еще теплится жизнь. Вынимаю из ранца мясные консервы неприкосновенного запаса. Открываю банку, но мне кажется, что я жую лед. Мясо утратило всякий вкус, и даже глотать его не хочется. С трудом съедаю половину, а полупустую банку снова кладу в ранец. Встаю и, потоптавшись в снегу, подхожу к Мошиони. К нам присоединяется лейтенант Ченчи, и мы выкуриваем на троих сигарету. Обмениваемся лишь отдельными словами, словно у нас закоченели голосовые связки.

Но стоять вот так и курить нам приятно. Мы ни о чем сейчас не думаем — курим в полнейшей тишине. Не слышно даже ругательств Антонелли.

— Подъем! Подъем! — раздаются голоса офицеров.

И снова трогаемся в путь. До чего же тяжело даются первые шаги: ноги болят, плечи ноют, окоченевшие на морозе руки не повинуются нам. Кое-кто, поднявшись, тут же снова валится на снег. Но понемногу, постепенно ноги оживают и несут нас вперед.

Итак, мы снова на марше: отделение за отделением, взвод за взводом. Одолевающий нас сон, стужа, голод, усталость, тяжесть ноши — все это ничто. Главное — идти не останавливаясь. Ночь кажется бесконечной, а вокруг снег и только снег, звезды и только звезды. Глядя на звезды, я понял, что колонна изменила направление. Куда же мы движемся теперь? Мы снова проваливаемся по колено в снег. С вершины холма видны вдали огоньки. А потом показались и дома — это деревня! Антонелли снова завел свою шарманку, лейтенант стал его ругать, и Антонелли в ответ послал его к той самой матери. Бодей спросил у меня:

— Сержант, мы там остановимся?

— Да, остановимся, — громко ответил я. Хотя откуда мне знать, остановимся мы там или нет? А может, в селе засели русские и нам придется прорываться с боем? — Остановимся, — громко повторяю я для них и для себя самого.

Мимо проходит майор Бракки и говорит мне, но так, чтобы слышали остальные:

— Там нас ждет теплая изба, Ригони. Но деревня может быть занята русскими, и потому мы готовимся к атаке.

Наша рота находится в авангарде, и капитан отдает последние приказания. В развернутом строю мы спускаемся с холма; я то и дело оглядываюсь, желая убедиться, все ли солдаты следуют за мною. Нас поддерживают три немецких танка. На них лежат солдаты в белом. Они держат наготове автоматы, молча курят и смотрят на нас сверху вниз. Колонна без всякого приказа остановилась на вершине холма, чтобы начальство могло разобраться в обстановке. Внезапно с правой стороны выскочила черная танкетка. Словно призрак, промчалась мимо нас, едва не задев немецкий танк, и только тут танкисты сообразили, что это русская машина. Но танкетка как появилась, так мгновенно и исчезла. Небо прорезали светящиеся стрелки трассирующих пуль, запоздало полетевших вслед танкетке. Все случилось в считанные мгновения, мы так и не поверили в реальность увиденного.