Сержио - страница 9

— Сынок, ты меня не слушаешь, — грустно сказал старик. — Омоложение происходит в промежутке от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Твоему сыну сколько сейчас?

— Четырнадцать, — рухнув в кресло прошептал я. — Мля, ну что за…

— По правилам, человеку даже в тридцать пять нельзя через портал идти. Только с сорока лет. Возьми себя в руки, Сережа. Я же не отказываюсь помочь. Напишешь сыну и жене письмо с моим адресом и телефоном, но, никаких подробностей. Вдруг в чужие руки письмо попадет. Попросишь, чтобы верили мне и тому, что я им расскажу. Исполнится ему сорок, я его отправлю. Если жив буду, конечно. Но все должно быть нормально. Я хоть и не Творец, но тоже живу долго. А твоей жене я лекарство вышлю. Оно твоего сына не вылечит, но болезнь притормозит. И, кстати, останется небольшая вероятность, что вы на Этерре сможете встретиться, если он ее выберет. Чего только не случается? Возраст позволит.

— Но ты говорил, что биофаги с любой болезнью справляются.

— Справляются. Но здесь, на Земле, и на Старибе я их использовать не имею права. На Этерре пожалуйста. Там при всем желании никто не разберется, что у тебя в организме происходит.

— Кто ты, Александрыч? Ты человек?

— А что такое человек? — внимательно посмотрел мне в глаза старик.

Я посидел несколько секунд в задумчивости и расслабившись откинулся на спинку кресла.

— Жизнью тебе обязан буду, — после короткой паузы поклялся я старику.

— Успокойся, говорю. Есть и отрицательные моменты перехода, — посмурнел старик. — Вход в портал находится в фиксированном месте, а вот выход — нет. Портал калиброван так, что внутри какой-нибудь скалы ты не окажешься, как и на дне моря. Выйдешь в нескольких сантиметрах, ну или десятках сантиметров над поверхностью земли. С большой вероятностью вокруг тебя никаких предметов не будет. Появишься на территории исследованного континента. Он в Этерре один. Но в какой точке континента ты выйдешь — неизвестно. Можешь, как в лесу оказаться, так и посреди людной площади. А можешь в шаге от медведя какого-нибудь. Так что риск есть. Но игра стоит свеч… Ну, что решаешь?

— А подумать можно?

— А тебе надо? — спросил старик. — Переход можно осуществить 2 раза в году, в дни осеннего и весеннего равноденствия. Осеннее уже прошло, весеннее в 2017 году будет 20 марта. У тебя будет всего 4 месяца на подготовку. Это не много, вот увидишь.

— А если я откажусь? Не страшно такой информацией делиться?

— Ты меня не разочаровывай, — проворчал старик. — Здравый вроде человек, полковник… Куда ты пойдешь и что расскажешь? В психушку торопишься? Лавры поэта Ивана Бездомного покоя не дают?[3] Да и не отпущу я тебя просто так. Перестрахуюсь. Сотру память за этот день от греха.

— Да не бурчи, Александрыч, я пошутил, — произнес я примирительно. — Не надо мне думать, я согласен. Хоть и выгляжу, наверное, сейчас дураком.

— Не выглядишь. Да и по сыну надо хорошенько подумать, в каком возрасте его перекидывать. Чем он взрослее там будет, тем ему будет легче выжить и устроиться. Но, в любом случае, это лучший вариант, как по мне. Да и от его состояния здесь надо будет отталкиваться. Приходи завтра часам к пятнадцати. Думаю, я смогу дать тебе полезную информацию и пару хороших советов…

На следующий день я сидел в своем привычном кресле. Только на столике передо мной стояли не шахматы, а виденный накануне аппарат.

— Так… успокаивайся… расслабься и не двигайся. Свободно положи руки на подлокотники, ноги вытяни. Закрой глаза, — инструктировал меня старик. — Сейчас эта штука будет работать как гипно-лингвистический аппарат. Думаю, за пару часов мы справимся. Запускаю… Не напрягайся, просто расслабься и не о чем не думай… Начинаю «раздачу пряников»…

…Сергей…. Сергей просыпайся… Вот, везде военные одинаковы, поесть, поспать, да по девкам… Просыпайся, говорю…

— Ого! Открыл глаза сурок, — хохотнул Мирослав Александрович. — Здоров ты спать!

— Ну, что? Получилось? — я отчего-то разволновался и засуетился.

— Что?

— Ну, как что? Язык выучить?

— А на каком ты говоришь сейчас, горе луковое? — еще громче засмеялся старик. — Все! С сегодняшнего дня правило: у меня дома говорим только на староимперском.