Съешьте сердце кита - страница 7
Роберт Николаевич сочувственно покивал головою.
Нил втайне подозревал, что он завидует не только спортивному и литературному успеху Джеймса Олдриджа, но и близости отношений этого мальчишки с английским писателем.
— Да, — без выражения сказал Роберт Николаевич. — Там, я полагаю, потрясающе интересная охота, на тех рифах. — Он скользнул взглядом по книге Ф. Д. Фэйна и Дона Мура «Боевые пловцы», что лежала под Генкиной подушкой, затем осторожно взял с подоконника нарядную крупную раковину рапаны. — Пойдем поныряем за рапанами. Нил вот рассказывает, что дно в той бухте песчаное и они там хорошо видны.
Генка успел уже умыться. Он ходил с полотенцем через плечо, слегка по-стариковски покряхтывая. У окна ветер безжалостно взъерошил его жесткие космы, только что старательно причесанные.
Допускаю, что видимость там сегодня кое-какая есть, — важно сказал он. — Но и глубины… Лучше разоблачайтесь до самых низов — пойдем сразимся в бадминтон.
Не то чтобы Генка боялся глубин — он их нисколько не боялся, — но ему хотелось уберечь от разочарования слишком резвых охотников до приключений.
Роберт Николаевич взял книжку Фэйна и Мура.
— Ну, ну, ты… Боевой пловец! Гроза черноморских акул и скатов! Пожиратель печенок глубоководных страшилищ!
Генка покраснел. Ему льстило, что Роберт Николаевич — очевидно, не совсем в шутку — так его аттестует. И потом он такой смешной. Он прямо на ходу сочиняет разные небылицы, сыплет словами, как горохом. С ним не заскучаешь.
— Что ж, пойдем. Я вообще-то не прочь понырять. Идите собирайтесь, а я тут все-таки организую себе завтрак. Куплю у хозяйки молока…
Он появился на берегу, когда его товарищи вдоволь уже позагорали.
Вместе полезли в воду. Нил, впрочем, не изъявил поспешного желания нырять за рапанами. Он скользил над замшелыми камнями, небрежно пытаясь поймать за хвост утратившую бдительность зеленуху. Попутно он размышлял о Роберте Николаевиче. Его занимал Роберт Николаевич не столько как писатель, сколько как человек. Он пока не мог в нем разобраться, да, может, и лень ему было разбираться. Но иногда Нил удивлялся его попыткам не отстать от Генки — попыткам, часто обреченным на неудачу; удивлялся юношески подобранной фигуре, слегка обезображенной наметившимся на животе жирком; удивлялся резкому несоответствию морщинистого, с блеклыми глазами лица гимнастическому рисунку тела — и все поведение, какое-то неожиданное поведение Роберта Николаевича его слегка озадачивало.
Он уже знал, что Роберт Николаевич холост, что он и не был женат, что у него нет детей и что он детский писатель.
И, может, некоторая его инфантильность — это маска, поневоле выработанная годами общения с чужими детьми (если такое общение было), годами жизни в мире сочинительства и вымысла. Может быть, именно так…
Во всем остальном он человек весьма даже обходительный и компанейский.
Нил продрог.
— Да ну его к чертям, — крикнул он, — уши болят от этого ныряния! Я пас. Поворачиваю к берегу. Соу лонг. Гуд лак. Пока. Жду вас на берегу.
Генка шумно выдул воду из трубки и вытолкнул языком загубник.
— А как вы?.. Поплывем?
— Да, да, — заторопился Роберт Николаевич. Ему не терпелось заполучить крупную раковину. Такую, как у Генки на подоконнике. Кроме того, самолюбие не позволяло отставать от неугомонного партнера, и он следовал за ним по пятам, как за флагманом, просигналившим «делай как я!».
Вскоре, круто сломавшись, тело Генки скользнуло в глубину — искристым опахалом взметнулись за ним пузырьки. Роберт Николаевич повторил его маневр, но воздуха у него хватило, только чтобы коснуться песка. Череп как бы расперло изнутри, и он вот-вот должен был расколоться. В ушах заломило от боли и звонко что-то зацокало, Роберт Николаевич сглотнул слюну. Давление прекратилось — вернее, он уже не ощущал его столь болезненно.
И тут Роберт Николаевич заметил большую раковину — она лежала отверстием кверху. Вокруг моллюска просвечивал оранжево-эмалевый ободок. Роберт Николаевич разволновался и чуть было не хлебнул воды. Он стрелой взмыл кверху.
Тяжело бухало сердце. Возраст, возраст… Но, передохнув, Роберт Николаевич нырнул снова. Он не привык отступать и уступать.