Съешьте сердце кита - страница 9

— свидетельствовали глубоко отштампованные на резине буквы.

Разве не позавидуешь такой маске?!

Пришитый к его плавкам красный лоскуток обозначал рыбку. Точно такая же рыбка красовалась у него на боксе с фотоаппаратом. Чувствовалось, что бокс тяжел — сразу заметна была работа от руки, и несколько странно выглядели на болтиках невинно оттопыренные младенческие соски: чтобы внутрь не просачивалась вода.

То был Генкин «индейский вождь». Или аргонавт, если судить по надписи на маске.

Роберт Николаевич задержался для беседы с «аргонавтом». Любопытство являлось у него профессиональной чертой. Он изучал характеры, интересовался подробностями житейского пути индивидуумов, попадавших в поле его зрения, вникал в их внутренний мир. Творчески обогащаться Роберту Николаевичу помогал метод прямых расспросов.

Нил относился к этому методу скептически. Но помалкивал. Все-таки тут он был не совсем компетентен.

Среди волн на полосатом надувном матраце плавала изящная жена «аргонавта» — может быть, она даже уснула там.

Глядя на нее, Нил огорченно заметил:

— Боже, какого только не придумает человек насилия над водой! Вот он уже изобрел надувной матрац…

Вскоре их догнал Роберт Николаевич. Он тихо улыбался.

— Однако занятный тип! Вы заметили у него на шее амулет — отшлифованный камешек?

— Да, — презрительно сказал Генка. — А у его жены такая блестящая клешня краба на цепочке висит. Они сами всё это шлифуют, наводят блеск, как в настоящей мастерской. Нижут на бечевочки мелкую ракушку. Запасают сувениры!

— Так вот, парень говорит, что попал вчера в огромного лаврака. Говорит, не было счастья, пока плавал без амулета. Как надел, тотчас лаврак и спекся. Говорит, потрясающий был лаврак: силуэт резной, хвост четкого рисунка, стремительных линий, глаза как линзы. — Роберт Николаевич явно не без зависти вздохнул. — Вы видели у него ружье с пробковой ручкой? Видели, какие жуткие тяги из ленточной резины?

Генка сухо уточнил:

— Из резинового бинта. А вообще ерунда. Никакого лаврака он не убивал, врет все… Я же знаю. Я тут каждый день брожу. Его эти тяги как раз и подводят: резина мощная, отдача сильна — и удар получается неточный, гарпун вибрирует, ходит туда-сюда. Я же видел его охоту.

Нил молча раздевался.

Роберт Николаевич недовольно посапывал: ему очень понравилось ружье «аргонавта». Он, конечно, заметил и блекло-оранжевую клешню краба, чуть сбившуюся с шеи на забронзовевшее округло-покатое плечо его жены: плавучий матрац как раз пристал к берегу.

— И амулет этот ерунда, — не унимался Генка, реалист, каких в этом возрасте поискать. — Что такое: надел не надел, убил не убил?.. Это даже не предрассудок, а…

— Это блажь, — подсказал Нил.

— Вот видите. Это блажь. Я тут всяких уже перевидал, в Бетте. Есть настоящие спортсмены, за ними не угнаться. Даже мечтать нечего. А больше фокусников разных: то стуком о ствол ружья будто бы приманивают рыб, а то красятся в марганец под цвет водорослей и устраивают засады… А нужно вот что всего-навсего: хорошо нырять, умело стрелять, ну и, разумеется, знать рыбу. Потому что каждая рыба требует особого маневра. Даже глупый горбыль.

И тогда Роберт Николаевич сдался. Ему понравился задор, с каким Генка отстаивал усвоенные им простые, но незыблемые истины. Как говорится, он еще не чуял в нем беды…

— Старик! — воскликнул Роберт Николаевич, обнимая Генку. — Ты меня убедил. На твоей стороне трезвый опыт, это уже кое-что… Да плюс прямолинейность, которая нам, увы, уже не свойственна. Я верно говорю, Нил?.. Но ведь, по совести говоря, правда же, парень колоритен? Нет, почему вы молчите, мужи?!

«Тоже мне — «колоритен»! Побрякушки на шее «под туземца», аргонавт он липовый», — непримиримо подумал Генка. Он терпеть не мог разных таких кривляк, а именно этот «стильный охотник», по Генкиным понятиям, и был самым что ни на есть типичным кривлякой и позером. Гонор есть, а дела сделать не умеет. Да еще и врет что-то, будто лаврака убил. Лаврак — это ого-го рыбина! С ним схватиться — может быть, и смелость нужна, одной сноровки мало.

Вынеся это «частное определение», он успокоился. Правда, уже в воде. Но вода хоть что остудит, хоть кого освежит.