Сесиль. Амори. Фернанда - страница 46

Склонив голову на грудь баронессы, Сесиль прислушалась; она уловила медленный, неровный стук ее сердца.

И случилось то, что иногда бывает: мало-помалу она перестала слушать песнь птицы, чтобы ловить последние признаки жизни, теплившейся в груди матери.

Ей чудилось, что с каждой минутой биение сердца замедляется, но она продолжала вслушиваться. А соловей вспорхнул и опустился на сто шагов подальше, мелодия его песни не смолкала.

Через несколько минут птица снова взлетела, самые пронзительные ноты ее песни ловило только ухо умирающей.

Потом песня смолкла совсем.

В то же время не слышно стало и биения сердца.

Сесиль вздрогнула, ее осенила догадка: смолкнувший вдруг соловей — это же душа матери, устремившаяся в Небеса.

Она подняла голову; баронесса была бледна и недвижима, губы слегка раздвинулись, глаза приоткрылись. Сесиль наклонилась к ней, и тогда баронесса едва внятно прошептала слово «прощай». Сесиль ощутила на своем лице теплое, ласковое дыхание; глаза больной закрылись, губы снова сомкнулись, легкая дрожь пробежала по всему телу, рука тихо дрогнула, пытаясь сжать руку дочери, и этим все было сказано.

Дыхание, которое Сесиль ощутила на своем лице, было душой баронессы, отлетавшей к Богу, а легкая дрожь — последнее прости матери, обращенное к дочери.

Баронесса отошла в мир иной.

Сесиль не вскрикнула, не зарыдала, только две крупные слезы покатились по ее щекам.

Затем она спустилась в сад, сорвала красивую лилию, исполненную свежести и аромата, и, вернувшись в дом, вложила длинный стебель в руки матери.

В таком виде тело баронессы казалось восковой фигурой какой-то райской красавицы — святой.

Потом, велев позвать маркизу, Сесиль опустилась на колени возле кровати и обратилась с мольбой к душе матери, дабы та молилась за душу дочери.

Лишь коснувшись скорбной сцены, мы не станем подробно останавливаться на ней и на последовавших затем мучительных обрядах; впрочем, едва герцогиня де Лорж и г-н Дюваль узнали о смерти баронессы, как они независимо друг от друга отправились в Хендон. Однако из легко объяснимой деликатности герцогиня не привезла с собой Анри, а г-н Дюваль не привез Эдуарда. Благодаря дружескому расположению одной и посредничеству другого, Сесиль получила с одной стороны добросердечные утешения, в которых она так нуждалась, а с другой — столь необходимую в подобных ситуациях поддержку делового человека.

Баронессу похоронили на деревенском кладбище. Она давно уже выбрала место, где будет покоиться, и попросила священника освятить его.

Горе маркизы было глубоким. Она любила дочь, насколько вообще способна была любить, но обладала характером, не позволявшим ей поддаваться безутешному горю: маркиза принадлежала к той эпохе, когда чувствительность была еще редким исключением.

Перед возвращением в Лондон г-н Дюваль предлагал Сесиль всевозможные услуги, но ни словом не обмолвился о прежних планах и договоренности между ним и баронессой. С выражением признательности, в искренности которой нельзя было усомниться, Сесиль отвечала, что если ей понадобится какая-либо помощь, то она обратится только к нему, и ни к кому другому.

Маркиза с герцогиней имели долгую беседу; маркиза сообщила герцогине о своем решительном намерении вернуться во Францию. Одна лишь твердая воля баронессы служила препятствием для ее матери в осуществлении давно задуманного плана. Маркиза никак не могла понять эту конфискацию имущества, последствия которой она испытала на себе, и верила, что прокурор найдет способ пересмотреть вопрос о национальных торгах, по ее мнению абсолютно незаконных.

Поэтому на другой день после похорон баронессы маркиза пригласила Сесиль к себе в комнату и заявила, что ей следует готовиться к отъезду во Францию.

Эта новость повергла Сесиль в глубокое смятение. Ей и в голову не приходило, что наступит день, когда она покинет деревню, ставшую для нее родиной; этот коттедж, где она воспитывалась; сад, где она провела юные годы среди своих анемонов, лилий и роз; комнату, где ее мать, ангел кротости, терпения и чистоты, испустила последний вздох, и, наконец, маленькое кладбище, где баронесса спала последним сном. Поэтому девушка дважды просила маркизу повторить предложение о приготовлениях к отъезду и, только после того как она окончательно убедилась, что не ошибается, удалилась в свою маленькую комнату готовиться к революции, которая должна была свершиться в ее жизни, ибо в такой тихой, чистой и спокойной жизни любая перемена казалась революцией.