Северная роза - страница 21

Теперь она знала, зачем страдала в детстве, зачем изнывала от неосознанной тоски в монастыре, зачем была соблазнена дьяволом и покинута Богом. Это все было испытание, ожидание, служение – на пути к счастью, которое, оказывается, можно обрести только в объятиях этого мужчины.

Обеты и молитвы она стряхнула с себя, как изношенную одежду. Если бы кто-то решил упрекать ее, она могла бы сказать, что Бог первым предал ее верность, когда позволил дьяволу насиловать ее. Что проку служить повелителю, не могущему защитить рабу свою? И за что, за что она была отдана на растерзание чудовищу, развратившему ее?.. Впрочем, возмущение Божьим недосмотром и предательством было не слишком бурным. Троянда любила размышлять и исследовать сцепление событий и потому не могла не понимать: одно вызвало другое, и ежели бы дьявол не овладел ею в ту роковую ночь, она закончила бы дни свои в монастырской скуке, так и не узнав Аретино! При одной только мысли о том, что их дороги никогда не пересеклись бы, Троянда могла только возмущаться, что Бог не отступился от нее еще раньше. Она не знала, что лишь подтверждает мудрое мнение, что женщина всегда остается женщиной, а плоть плотью, что только глупцы думают, будто ряса и чепец – это неизлечимая болезнь.

В своей новой жизни Троянда жалела только об одном: что Аретино не разрешает ей увидеть мать аббатису и возблагодарить ее, как всемилостивую Мадонну, за то счастье, которое она даровала перепуганной, несчастной, угрюмой девчонке. Впрочем, мать аббатиса, пожалуй, и не узнала бы прежнюю Дарию в красавице, обвитой розовым шелком, с коротеньким модным корсажем, усыпанным драгоценностями, с оголенными плечами и бюстом, с короткими рукавами, затканными золотом и серебром, с длинным-предлинным шлейфом, который Троянде пришлось учиться носить. Да ей вообще всему на свете приходилось учиться, от любви до искусства одеваться. Поначалу руки ее путались, и, с утра начав, она едва могла закончить это занятие к вечеру. Вечером являлся Пьетро и начинал хохотать, застав ее еще неубранной, в одну минуту срывал одежды, на которые были затрачены много часов…

Как-то раз, взглянув на небрежно смятое и кое-где разорванное платье (она даже не успела пристегнуть рукава и мех на грудь!), Троянда робко заикнулась, что не надо покупать ей столь дорогие наряды, ежели их постигает такая участь. Аретино расхохотался:

– Ты теперь знатная дама, дитя мое, ты grandezza, а это значит, что должна носить все самое лучшее. Но в одном ты права: мода нынче тяжеловесна. Еще десять-двадцать лет назад все дамы старались выглядеть юными девушками; теперь же все бутоны стремятся поскорее превратиться в пышные, зрелые цветы. Рукава, на мой взгляд, тяжеловаты… Мы поступим вот как: я закажу для тебя наряды не столь помпезные, но не менее роскошные, с которыми ты вполне будешь успевать управляться. И пришлю служанку. Знатной госпоже нужна служанка!

Троянда радостно поцеловала своего щедрого возлюбленного, но наутро, когда она увидела служанку, радость ее померкла: это оказалась негритянка! Мавры были в Венеции не редкость: разумеется, в качестве рабов. Только воспоминание о том, что она сама была прежде рабыней, сдержали ее первый порыв вытолкать Моллу (так звали служанку) взашей. Аретино не спрашивал ее мнения: он просто подарил ей купленную полгода назад Моллу, как дарил жемчуг, изумруды, шелк, парчу, туфли, кружево… Он ведь не знал, что Троянде тошно будет смотреть на лунообразную, черную с лиловым отливом физиономию африканской великанши, на ее руки: ладони у нее были смугло-розовыми, а тыльная сторона сплошь черной. Уж лучше бы они были сплошь черными! Троянда едва не впадала в истерику от брезгливости, когда эти «ободранные» руки касались ее кожи.

Но если чему-то она научилась от старой Гликерии, а потом и в Нижнем монастыре, так это терпению, и постепенно она привыкла терпеть Моллу, ничем не выдавая своего раздражения, тем более что невзрачная негритянка оказалась замечательно услужливой. Особенно ловка она была натирать тело, а ведь всевозможные ароматы Востока: мускус, амбра, алоэ, мирра, листья лимонного дерева, лаванда, мята и прочее – считались непременной принадлежностью дамского очарования. Благовония доставлялись Троянде в таких количествах, что она невольно ужасалась, воображая всех знаменитых дам Венеции, которых положение обязывает использовать ежедневно эти листья, травы, масла. Этих дам было не меньше десяти тысяч (на большее у Троянды просто не хватило знаний арифметики), и стоило представить количество корзин, коробов… кораблей, на которых все это привозится! Она рассказала о своих мыслях Аретино, и тот, по своему обыкновению, расхохотался – он всегда смеялся всему, что она говорила, но с некоторым удивлением, как если бы не мог вообразить в ней вообще такой способности – думать, – и ответил: